? Живы ли еще его родители?
Я: смотрю на него с вопросительным видом.
Он:
— Вчера, на ужине у Ватто, мы были только вдвоем...
Странное представление об уединении!
— В некотором роде...
Значит ли это, что он испытывал то же самое притяжение, что и я?
— Говори, произноси целые фразы, говори о конкретных вещах, говори же! Нет, вчера вечером мы ужинали не вдвоем; да, нужно быть логичным; нет, ты не можешь меня любить и никогда мне этого не скажешь! Нет, ты не можешь приходить и уходить, притягивать меня и снова отталкивать! Почему ты такой?
И вот он снова замыкается в себе и окутывается молчанием.
Я:
— Скажи...
Он: ничего.
Я:
— Ты ведь не собираешься на этом остановиться! Даже если ты не скажешь ничего важного, все равно это уже прогресс. Говори, я же тебя похвалила...
Он: улыбается, вокруг глаз собираются морщинки. Он неотразим, когда улыбается.
Я:
— Ты же видишь, говорить не так уж и трудно. Открываешь рот и воспроизводишь звуки. Только позаботься о том, чтобы они были разборчивыми. Ну, скажи что-нибудь...
Он: молчание.
Я:
— Ты случайно не уснул?
Он: взгляд.
Я: вздох.
Я:
— Ну вот опять...
Он: глубокий вздох.
Я: жду. Что-то должно подняться из этих глубин...
Наконец он решительно открывает рот.
Ничего.
Я:
— Ты знаешь, что существуют слова, такие же прекрасные, как и молчание?
Он:
— Хм...
Снова это бормотание, которое помогало целым поколениям психоаналитиков поддерживать беседу, устанавливать доверительные отношения, подбадривать, понимать, иногда даже угрожать. Универсальное бормотание, одинаковое для городского рынка, для обоюдного непонимания, для затруднительных признаний.
— Вот послушай...
И за отсутствием других аргументов, я начинаю вполголоса читать стихи Валери, чтобы показать ему красоту и глубину слов — поскольку моих собственных недостаточно. Я выбрала вот это стихотворение:
Спокойный кров среди гробниц и пиний,
Где ходят голуби, где трепет синий;
Здесь мудрый Полдень копит пламена,
Тебя, о море, вновь и вновь слагая![6] — Разве нет ничего, что примирило бы тебя со словами? Слова тоже могут быть бесконечными, как воздух, как море, как молчание... Разве нет?
— Хм...
В этом «хм» явственно звучало недоверие.
— В каждом из нас живет своя музыка, но у всех разная. Какая музыка у тебя? Музыка цифр, музыка нот? Скажи, что это за ноты?
«Не хочешь говорить? Хранишь свою мелодию только для себя? Послушай еще, на этот раз только одну фразу — но такую прекрасную, что я готова повторять ее миллион раз».
Иногда я повторяю ее про себя, снова и снова:
«Оглушительное молчание любви».
«Так просто и прекрасно, не правда ли? Ты удивлен? Бывает так, что слова тебя удивляют? Повтори эту фразу вполголоса, подчеркнув «ш» — и ты увидишь, как звуки перекатываются по строчкам, словно ноты по партитуре. Ты поешь, даже если не умеешь петь. Ты когда-нибудь поешь? Под душем, например? Или только чуть слышно напеваешь, сидя на скамейке в сквере»?