Магазинер затрясся, как желе, подавился и заперхал, отмахиваясь от меня платочком. Я не сразу понял, что он хохочет от души.
– Академия – ширма? – наконец сумел проговорить он, все еще трясясь. – Хотите, я пришлю вам список моих работ по структурной лингвистике и чистой математике?
– Все равно. – Я был непреклонен. – Ширма, не ширма – это, в конце концов, лишь вопрос терминологии. Полуширма, четвертьширма… Академия для вас не главное, так?
– Ну-у… предположим.
– А отдел? Верю, что от него есть какая-то польза, но ведь и он, наверное, прикрытие?
– Господи, – сказал Магазинер, изобразив потрясение. – Да с чего вы взяли?
– Мне так кажется. Возможно, у меня слишком длинный язык… Что ж, вы имеете полную возможность отделаться от болтуна навсегда. Я представляю, что стоит на кону…
– И что же?
– Нет никакого артефакта чужих, – сказал я. – Это фальшивка, пыль в глаза. Алиенологи борются такими методами за существование триста тридцать четвертого отдела? Допускаю. Каждому хочется хорошо кушать и пользоваться уважением. А может быть, игра идет и глубже, и шире? Может, и самих чужих нет, а есть лишь возможности Экипажа, о которых Экипаж не знает? Какой по счету Семигранник вам или вашим коллегам удалось аккуратненько опустить на Луну поперек той расселины, да еще так, чтобы он держался на соплях? Пятый? Десятый?
– Первый.
– Я так и думал. Необыкновенное – рядом. Если в распоряжении ваших коллег имеются такие возможности, то, возможно, и астероиды…
– Стойте! – прервал меня Магазинер. – Остановитесь. Достаточно ли вам моего слова: чужие действительно существуют?
– Нет.
Он вздохнул.
– И все же вам придется на время удовлетвориться моими заверениями. Чужие существуют. Мы не одни во Вселенной. Мы знаем это твердо. И вы узнаете… когда увидите все сами.
Читай не так, как пономарь,
А с чувством, с толком, с расстановкой.
Александр Грибоедов
Пассажиры, как и грузы, делятся на две основные разновидности: срочные и не очень. Фрола и двух его сокурсников, следующих на летнюю практику в Тянь-Шаньскую астрофизическую обсерваторию, причислили к несрочным. На вторые сутки пути, когда в вагоне сломался кондиционер, Фрол уверился: тот, кто определил его в пассажиры малой скорости, отказав в авиабилете, – бездушный чинуша, сукин сын и личный враг.
Поезд шел через казахские степи. Полвека назад сказали бы – летел, как на крыльях, пожирая пространство. Но как бы он ни спешил, все равно не мог остудить о воздух свои раскаленные бока. Где ж это видано – остужать горячее горячим? А солнце, еще не добравшееся до верхней точки, уже жгло вовсю, обещая превратить в сущий кошмар всю вторую половину дня и часть ночи в придачу.