Монахиню-детоубийцу не упомянули ни единым словом. Церковь не желала высказываться по этому поводу. Но Кембридж был полон невероятных слухов.
Позже за закрытыми дверями происходило тягостное совещание иерархов. И звучало снова:
— И что бы какой-нибудь доброй душе не избавить нас от срамной монахини, которая позорит церковь!
Много лет назад Генрих Второй восклицал примерно то же о Бекете, который был бельмом в глазу: «Я бы не опечалился, убей кто изменника, который из друга превратился в лютого врага!» И нашлись рыцари, принявшие слова короля за призыв к действию.
Вот и сейчас по-византийски хитрые риторические восклицания иерархов нашли «правильный» отклик.
Под покровом ночи неизвестные проникли в монастырь Святой Радегунды — и церковь более могла не опасаться, что Плантагенет использует сумасшедшую Веронику для урезания власти иерархов.
Что случилось с пособницей Джоселина, Кембридж и мир так и не узнали.
Но все эти события, явные и тайные, прошли мимо Аделии. По строгому приказу Гилты она сутками отсыпалась. А потом обнаружилась длиннющая очередь больных к доктору Мансуру. Следовало браться за работу.
Чуть освободившись, Аделия сказала Гилте:
— Не хочется мне идти в этот распроклятый монастырь, а надо. Следует проведать сестру Вальпургу. От волнений ей стало хуже: при мне она чуть не задохнулась. Вдруг после тяжелой болезни сердце откажет!
— Нечего вам туда тащиться, — заверила экономка. — Все равно не пустят. Ворота наглухо закрыты. А эта — не хочу даже имени ее называть! — эта пропала.
— Как, так быстро? — только и спросила Аделия.
Если король топнул ногой, только глупый не почешется.
— И куда ее умыкнули?
Гилта пожала плечами:
— Увезли куда-то. А живую или мертвую, кто ж знает.
Аделия криво усмехнулась. Она не сомневалась, что воля Плантагенета так или иначе исполнена. Вероника отныне не дышит английским воздухом. Скорее всего вообще не дышит.
Но если монахиню тайно вывезли из страны… Господи, что она там, за морем, натворит? И зачем такая напасть другому народу?
Полуголая Вероника в судорогах на полу трапезной — эта мерзкая картинка стояла перед глазами Аделии. Теперь от нее никогда не избавиться. Однако, будучи доктором, который обязан лечить и преступников, она поставила четкий диагноз: монахиня была сумасшедшей. Будь воля Аделии, она бы заперла ее до конца жизни в приюте для безумных.
— Храни ее Господи, если жива. А мертва — помилуй в Твоей милости бесконечной…
Гилта посмотрела на хозяйку как на буйнопомешанную.
— Эта падла получила то, что заслужила, — сурово бросила она. — А молиться за нее — язык отсохнет.