— Одолжите мне на сегодня вашего внука. Вдруг он что-нибудь подскажет, когда мы будем осматривать места пропажи детей. Еще я хочу изучить останки святого Петра.
— Пустое дело! — сказала Гилта. — Монахини выварили его кости. Это делают со всеми, кого объявляют святым.
— Знаю. Но и скелет может многое рассказать!
Убийство Петра отличалось от остальных тем, что произошло в самом Кембридже, а не за его пределами. По крайней мере так все утверждали. И только его распяли. Даже если они с Симоном выловят целую ватагу детоубийц, нет никакого шанса восстановить доброе имя евреев, не расследуй они до конца гибель Петра из Трампингтона. Три последних убийства должны стать ключом к первому.
— Послушай, Гилта, а нельзя ли мне поговорить с родителями Петра? Они ведь видели труп сына до того, как его бросили в варочный котел.
— Уолтер и его благоверная? — усмехнулась экономка, уже зараженная исходящим от Аделии духом сомнения. — Они видели гвозди в руках сынишки и терновый венец на его голове. И ни за что не изменят свой рассказ, за который им было, видать, хорошо заплачено.
— Ты думаешь, они сорвали куш на смерти ребенка?
Гилта махнула рукой вверх по течению речки:
— А вы съездите в Трампингтон, где их жилище. Там теперь что ни день, то пилигримы, то прочие любопытствующие. Подышать воздухом в стенах дома, где жил святой Петр, прикоснуться рукой к его сорочке, у которой якобы целительные свойства… Мамаша сидит на пороге и с каждого посетителя взимает по пенни.
— Какой срам!
Гилта посуровела и, ставя чайник на огонь, сказала:
— Видать, не знали вы бедности, госпожа хорошая.
Эта почти саркастическая «госпожа хорошая» была дурным знаком. Похоже, утреннее взаимопонимание во время приема больных оказалось кратковременным — нелюбовь и недоверие к хозяевам у крестьянки Гилты были в крови.
— Да, бедности я, слава Богу, не знала, — согласилась Аделия.
— Будь у вас шестеро детишек, кроме того, что погиб, и трудись вы на монастырь четыре дня в неделю от зари до зари просто за крышу над головой и участок земли, вы бы не сказали: «Какой срам!» Иная монетка от пилигрима — это столько, сколько отец Петра за месяц плугом не напашет, а мать за лето не нажнет!
Аделия молчала. Возразить было нечего.
— Ну, стало быть, я просто пойду в монастырь Святой Радегунды и скажу, что хочу взглянуть на мощи, — сказала она.
— Воля ваша.
— Похожу, посмотрю… Так Ульфа вы мне одолжите?
Гилта величаво кивнула.
И Ульф, и Страшила были рады прогулке. Засобиравшегося Мансура Аделия остановила:
— Оставайся дома. С Ульфом и собакой я не привлеку внимания. А на тебя все будут таращиться.