В кабинете Советника повисла тишина.
— Браво! — вдруг раздался голос Командора Волкова. Мы с Шульцем вздрогнули. Броуди усмехнулся и кивком указал на один из мониторов. Экран мигнул, автоматически включился, и мы увидели лицо Командора. Стало ясно, что он слушал весь наш разговор.
— Браво, Кузнецов, — повторил Волков. — Вы продолжаете делать успехи. Все-таки вы с Шульцем — это что-то!
Мы стояли перед монитором по стойке «смирно», Броуди тоже поднялся из-за стола.
— Советник! — обратился к нему Командор. — Надеюсь, вы понимаете, что разговор о трибунале закрыт.
— Да, — выдохнул Советник.
— Схему, разработанную Шульцем, срочно внедрить и довести до совершенства. Кузнецова назначить командиром эскадрильи. У меня все.
Экран погас.
Мы втроем стояли и молча смотрели на монитор, словно ожидая, что он снова включится. Но экран оставался темным.
— Так, — первым нарушил тишину Броуди и уселся в кресло. — Вы сами все слышали. Вопросы есть?
Мы не шелохнулись.
— Хорошо. Ступайте отдыхать.
Когда мы вышли за дверь, Вольфганг, за время беседы не проронивший ни слова, ухмыльнулся:
— С удовольствием выпил бы пару рюмок старого доброго коньяку.
— А я бы просто нажрался в хлам.
— Поддерживаю.
Меня, признаться, удивило, что нам все так легко сошло с рук. На нашем фронте такие вещи не прощались, и даже Героя Советского Союза разжаловали бы в рядовые или угостили девятью граммами. Советник наверняка ничего не слышал о штрафных ротах и заградотрядах; о смертниках, понимавших, что они не вернутся, и все же идущих в бой; об Особом отделе с полным штатом тупорылых дармоедов с красными околышами, пачками отправляющих в пекло достойных и опытных бойцов, вместо того чтобы грамотно распорядиться человеческими ресурсами.
Но мы теперь жили в другое время. Я был искренне рад, что все обошлось, и почти не злился на Вольфа. Конечно, точил меня червячок: ведь мог же он, в самом деле, сообщить нам о своей задумке.
— Мы с братками обмирковали и решили, что ты сраный предатель! — обрадованно встретил Вольфа грубиян Бурлак. — Но при этом охренительный молодец!
— Что? — переспросил его Шульц.
— Степа, дурья твоя башка, — рассмеялся я. — Он все-таки немец, а лингвистическая хрень, что у нас в ушах торчит, не переводит твой матерок.
— Ну, что-то я все-таки понимаю, — улыбнулся Вольфганг. — Два года на Восточном фронте в эфире вас слушал.
— А ты, Егор, не посрамил Красную Армию! — хлопнул меня по плечу Степан.
— Ты тоже.
Напиться нам, конечно, не удалось. Как и предупреждал профессор Левин, не имелось в этой эпохе горячительных напитков. Это расстраивало, но уже не так сильно. Мы остались живы, и у нас было полно работы.