— Ларри Стечински? — удивилась я.
— По-твоему, он мне не подходит? — улыбнулся Сейдж.
— О нет, прекрасно подходит! И сколько еще у тебя таких личин?
— Изрядная коллекция.
Я положила руку ему на запястье, увидев, что он опускает что-то в карман:
— И у Ларри Стечински есть черная карта «Американ Экспресс»?
— А почему бы и нет?
— Но такой карты нет даже у моей мамы!
Очевидно, твоя мама вращается не в тех кругах, к которым принадлежит Ларри Стечински.
— Сейдж, — вдруг окликнул Бен с противоположного конца комнаты. Он стоял на коленях перед небольшой скульптурой на низком столике и его голос дрожал от благоговения: — Это… это подлинный Микеланджело, да?
— Да, да, это он.
— Но это же Микеланджело!
— Ага.
— И вот эта картина, — Бен кивнул на небольшой портрет, на котором был изображен юноша, как две капли воды похожий на Сейджа, только с алыми щечками и невинным взглядом херувима, — это настоящий Рубенс?
— Ну да.
— Но он похож на тебя.
— Неистребимое фамильное сходство, — пояснил Сейдж.
Это был удобный момент, чтобы улизнуть от них.
— У тебя здесь есть туалет? — спросила я.
Сейдж показал на тесный коридор, начинавшийся в темном углу. Действительно, там была дверь в туалет… А чуть дальше — еще одна, закрытая дверь. Спальня Сейджа — скорее всего, это б она.
Я на цыпочках прокралась дальше, со всеми предосторожностями открыла дверь, проскользнула внутрь и закрыла комнату.
Если Сейдж здесь спит, ему не позавидуешь. Потому что комната была до отказа забита картинами и всяким инвентарем: холстами, мольбертами красками, углем… Какие-то картины были закончены, какие-то нет, и все стены были сплошь увешаны картинами в рамах. По мере того как я разглядывала их, мое сердце билось все сильнее. Практически на каждой из картин была изображена одна из четырех женщин.
Женщин, которых я знала.
Женщин, которыми я была в своих снах.
Они не напоминали меня так явно, как мне казалось, когда я видела их во сне, однако я совершенно точно знала, кто они такие.
Одна женщина смеялась и крепко держалась за борта весельной лодки, плывущей по Тибру — Оливия.
Другая скакала верхом на лошади, и ее роскошные рыжие локоны развевались по ветру — Кэтрин
Третья женщина сидела перед зеркалом на туалетном столике и уверенными мазками накладывала на лицо грим — Аннелина.
Четвертая женщина, изящно облокотившись о крышку фортепиано, пела перед людьми, толпившимися в шикарном салоне — Делия.
Были и другие картины, много картин. Мое внимание привлекла акварель в рамке, на которой были изображены двое юношей в костюмах эпохи Возрождения, застывшие в нарочито нелепых позах. Я узнала эту акварель. Еще бы, ведь ее написала я сама! Я отлично помнила тот сон, в котором безуспешно пыталась заставить Сейджа и Джованни хоть минуту постоять спокойно, чтобы сделать набросок.