Положив фотоаппарат на кофейный столик, стоявший между ними, Камилла аккуратно поправила на коленях голубую юбку и подчеркнуто отодвинула ноги.
— А вам, значит, можно гонять по дорогам с бешеной скоростью?
— Это совсем другое дело.
— Да, я так и подумала, что это совсем другое дело. — Камилла едва подавила ироническую ухмылку.
Росс Макеоун с минуту смотрел ей в глаза, заставив потупиться, а потом мягко объяснил:
— Это совсем другое дело потому, что я знаю дорогу. И кроме того, сиденье в «лендровере» гораздо выше над землей, чем в машинах такого типа, как ваша. Это дает мне дополнительное преимущество: я вижу дорогу впереди на большее расстояние. — Он по-хозяйски откинулся на подушки, а серо-стальные глаза будто просвечивали ее лицо. — Я бы сумел остановиться вовремя, если бы впереди появилась отара овец.
— И я остановилась вовремя, — покраснев, запротестовала Камилла.
— Но в самую последнюю минуту. — Он поймал ее взгляд и не отпускал. — Насколько я помню, вы едва не врезались в самую середину отары. — Он помолчал, а потом, подчеркивая каждое слово, добавил: — В этой части мира убийство овцы считается серьезным проступком!
— Для убийц, наверно, применяются публичные наказания — повешение или четвертование, а зрителям, выдержавшим зрелище до конца, дают в награду жареную кукурузу.
Он не пропустил ее сарказма мимо ушей, но и не улыбнулся.
— Не за убийство овцы, мисс Холден. Мы сохраняем самые зрелищные казни для социально опасных преступлений. Таких, как чванство и дерзкое самомнение.
Несмотря на вспышку колючего раздражения, Камилла рассмеялась, услышав такое от него. Ему бы помолчать насчет дерзкого самомнения!
— В таком случае я очень удивлена, что вы еще живы и рассказываете мне сказки!
В этот момент их беседу прервала женщина в белом накрахмаленном переднике, появившаяся на пороге и толкавшая перед собой столик на колесах. Так, значит, в замке Краннах в это время пьют чай. И какой соблазнительный аромат идет от оладий с маслом! А воздушные булочки с вареньем, а шотландские овсяные лепешки!.. Камилла вдруг вспомнила, что последний раз ела очень давно.
— Спасибо, Мэгги. Я сам буду хозяйничать. — Когда женщина расставила все для чая на массивном кофейном столике красного дерева, Росс отпустил ее. И после того, как Мэгги, не меняя сурового выражения лица, удалилась, начал очень умело разливать чай из прекрасного чайника мейсенского фарфора в хрупкие чашки.
Камилла зачарованно наблюдала за ним. Этот человек, каждой клеткой излучавший мужскую силу и буйный темперамент, ловко и деликатно обращался с нежным фарфором. В этом странном зрелище было что-то привлекательное. Прикосновение этих рук, красивых и в то же время таких могучих, казалось чутким и почти ласкающим. Они двигались безошибочно и с минимумом суеты выполняли поставленную задачу.