— Хороший, хороший дом. То, что нужно. Я сначала не вспомнил, а потом вспомнил, когда вы сказали. Здесь глухое, очень глухое место, дома по соседству совсем пустые, нет никого, а тут пьяница живет, я знаю, я его несколько раз нанимал, когда надо было разные, ну… неприятные работы выполнить. Он тут один совсем живет. Я как-то заходил, заметил — сзади пустырь, не услышит никто, а калитку мы сейчас заложим засовом и припрем. И не придет никто, пойдемте, полковник, пойдемте!
Граев решил не уточнять, что за «неприятные работы» поручал этому алкоголику купец, но про себя отметил, что его ученик, судя по всему, оказался весьма непрост и занимался не только торговлей лаками и красками. Все же верно он рассудил, решив избавиться от Власова, как только в нем отпадет надобность. Где гарантия, что алкоголик по заданию Власова не решил бы всадить ему, Граеву, нож в почку? Разумеется, ничего бы не вышло, но время, время!
Власов уже открывал дверь, придерживая, чтобы не скрипнула, и полковник не в первый раз подумал, что единожды вбитые навыки хищника никогда не исчезают до конца. Взбежав на крыльцо, он отодвинул помощника и, сжимая в кармане один из амулетов, которые постоянно носил с собой, скользнул в дом. Зрение привычно перешло в режим ночной птицы, темнота сменилась тусклой серостью, в которой отчетливо проступали очертания донельзя запущенной комнаты. Прихожей или сеней не было, человек с улицы сразу попадал в небольшую квадратную комнату, служившую ее обитателю и спальней, и гостиной, и кухней.
Стол, заваленный консервными банками с остатками прогорклой дряни, батарея бутылок, поваленный табурет.
И неожиданно быстро поднимающийся с лежанки в противоположном от двери углу здоровенный, до бровей заросший бородой мужик с ножом в руке.
Граев повел рукой, направляя легкий всплеск силы, со стола сорвалась одна из бутылок, пролетела через комнату и с глухим костяным стуком врезалась бородатому в лоб.
Мужик беззвучно опрокинулся на лежанку.
Граев направился к топчану, на ходу бросив Власову:
— Оставайтесь тут, у окна, следите за улицей, — после чего забыл о пришпоренном.
Полковник смахнул со стула кучу воняющего прогорклым маслом тряпья и подтащил стул к лежанке. Схватив потерявшего сознание пьянчугу за шиворот, он с неожиданной силой поднял его и усадил на порядком продавленное сиденье. Тонким кривым ножом полковник срезал с бесчувственного тела одежду, ею же привязал ноги и руки жертвы к спинке и ножкам стула. Отступив на шаг, он осмотрел дело своих рук, разодрал на полосы немыслимо грязную простыню и для надежности примотал руки еще и за локти.