Вулф что-то сказал.
Я дернул на себя ящик стола, схватил пистолет, выбежал в прихожую, щелкнул по кнопке выключателя над крыльцом, снял цепочку, открыл дверь и шагнул вперед. На другой стороне улицы слева зажегся свет в двух окнах, раздались голоса и высунулись головы, но сама улица была пуста. Тут я заметил, что под ногами у меня вовсе не каменная плитка крыльца, а стекло, и если мне не нравится стоять на этом конкретном куске стекла, в моем распоряжении множество других. Стеклом было усыпано все: крыльцо, ступеньки, дорожка. Я поднял голову, и тут сверху пролетел еще один кусок, по счастью обогнул меня стороной и со звоном разбился на мелкие кусочки прямо у моих ног. Я подался назад, за порог, закрыл дверь, повернулся и увидел Вулфа, который с озадаченным видом стоял в холле.
— Он решил отыграться на орхидеях, — сообщил я. — Оставайтесь здесь. Я поднимусь наверх и посмотрю.
Я взбежал по лестнице через три ступеньки, слыша рядом гудение лифта. Вулф, когда хотел, умел действовать быстро. Фриц бежал за мной, но немного отставал. Верхняя площадка, отделанная бетонной плиткой и штукатуркой, осталась нетронутой. Я хлопнул по выключателю и открыл дверь в теплицу, но тут же остановился, потому что свет не зажегся. Я стоял так секунд пять, привыкая к темноте, и тут меня догнали Вулф и Фриц.
— Пропусти, — прорычал Вулф, словно пес, готовый к прыжку.
— Нет, — я загородил ему дорогу. — Кругом стекло, чего доброго останетесь без скальпа или перережете себе горло. Подождите, сейчас придумаю какой-нибудь свет.
— Теодор! — завопил он через мое плечо — Теодор!
Даже в тусклом свете звезд было видно — по комнате пронесся ураган. Послышался голос Теодора:
— Да, сэр. Что случилось?
— Ты как там, нормально?
— Нет, сэр. А что…
— Ты ранен?
— Нет, не ранен, но что случилось?
Что-то зашевелилось в углу, где находилась комната Теодора, и я услышал, как падает и разбивается стекло.
— Свет у тебя есть? — выкрикнул я.
— Откуда, весь вырубился…
— Тогда стой на месте, черт возьми, пока я не притащу свет.
— Стой и не двигайся! — проревел Вулф.
Я кинулся в кабинет. Когда вернулся, обыватели с улицы уже вовсю обсуждали происшествие — кто из открытых окон своих домов, а кто и у дверей нашего. Но нам было не до них. При свете фонарей мы увидели такое, что забыли обо всем на свете. Из тысячи стеклянных пирамид и десяти тысяч орхидей многие остались неповрежденными, но об этом мы узнали только позже, на первый же взгляд картина была ужасная. Бродить по джунглям из разбитого и зубастого стекла, которое откуда-то свисало, агрессивно скалилось со скамеек, из-за растений, норовило уколоть снизу, — даже при свете было занятием не из веселых; но Вулф должен был это видеть, равно как и Теодор, который не пострадал физически, но совершенно озверел, и я даже думал, что от ярости он задохнется.