— Тогда как он победил?
— Победил? — удивленно поднятая бровь. Как сильно и зло блестят глаза. Лихорадка? Нет, что-то другое, трудноуловимое и непреклонное. Это с ним бывало и раньше.
— Я неточно выразилась. Не проговорись об этом Гектору, он меня загрызет. Росио, как этот… принц взял Олларию? Я не про мелочь, вроде Рокслеев, я про все сразу, от Эпинэ до Хексберг. Только смерти Сильвестра и гайифского золота для такого мало.
— Не знаю. — Смотрит прямо, но это ничего не значит. Сильные мужчины защищают женщин даже ложью. — Савиньяки одолжат мне приличные пистолеты?
— Не одолжат, продадут. — Уходит от ответа — значит, либо врет, либо до конца не уверен. — За пару ветров или пару сапфиров.
— Что неприятно в моем нынешнем положении, — задумчиво протянул Рокэ, — это отсутствие карманных сапфиров и скопившиеся долги. Мало мне Леворукого, теперь еще и Валмоны…
— И Лансары, — мерзостью перебила богохульство Арлетта. Графиня не была суеверна, но разговоры о Леворуком ее пугали. Не всегда — только в устах Росио. — Они твердо решили истощить твои прииски.
— Опять мальчик? — Снова этот блеск в глазах. — Невероятно!
— Это может быть и местью, — задумчиво произнесла графиня, — и ты даже не представляешь, сколь страшной. Особенно вкупе с твоими… подарками. Изумруд за чужого сына, жемчужина — за чужую дочь. Зачем тебе это?
— Дал слово. Готов согласиться, что опрометчиво, но теперь ничего не изменишь. Разве что милый ангел прекратит наконец рожать. Восемь детей за двенадцать лет — и в самом деле слишком…
— Она больше не любит мужа. Пожалуй, даже ненавидит. Мадлен говорила, Эдит теперь берет камни сама… Она хранит их у ювелира. Рокэ, кто ее мать? Где она сейчас?
— Как-то не задумывался.
— Только швырял драгоценности. — За деланую усмешку следовало бы надавать себе пощечин! — Я никогда не спрашивала, потому что знала — Арно любил меня и только меня, все прочее — ошибки, слабость, выпивка, если угодно, но я хочу знать, кто она была!
— Кто она была? — переспросил Росио. Он, спокойно говоривший о самом диком, казался растерянным. — Я слишком засиделся в Нохе. Ничто так не отупляет, как безделье…
— Просто ты — мужчина и при этом не муж, не отец и даже не брат. Ты забираешься к дамам в окна, затем — в постель, утром прощаешься и забываешь. Ты, не дамы! Будь у тебя жена, она бы рано или поздно начала спрашивать. Только вряд ли тебя.
Синий взгляд сделался темней. Рокэ молча вертел в руке листок сирени. Он пока не был пьян, она никогда не стала бы расспрашивать пьяного. Она вообще бы не стала расспрашивать, просто началось с сапфиров и понеслось, не остановиться.