— Да.
— Ты странно краток, — поделился наблюдением барон. — Хорошо, продолжаю. Мы предполагали, что дриксы предпримут демонстрации, дабы сбить нас с толку, — и они их предприняли, у Ойленфурта. Заметь, Герман, маршал оказался прав, отправив туда в качестве подкреплений две тысячи человек, а ты со своими опасениями, что этого мало, — нет. Потом была их диверсия против Зинкароне, снова вполне ожидаемая. Мы решили, что это предвещает выступление главных сил, и что же? Теперь есть все основания полагать, что так и есть.
— Не знаю. — Ох уж эти «основания полагать», у Кальдмеера они тоже имелись. В избытке. — Разведчики, что были на дороге к Доннервальду, видели не так и уж много. Мы решили, что Бруно пойдет туда самой короткой дорогой. Это в его духе: долго думать и быстро действовать, и что? «Гусь» явился сюда и встал почти напротив нас. Пойми, когда Вольфганг решил готовиться к спешному маршу на восток, я был согласен. И то, что мы стояли и ждали подтверждений, тоже правильно. И подтверждения мы получили, да еще этот их корпус…
— …который уже двинулся в направлении Печального языка, — напомнил Ойген. — По всем расчетам он будет там завтра, но Рёдер обязан продержаться до подхода помощи. Переправившись, эти пятнадцать тысяч создадут нам серьезную помеху на дороге к Доннервальду, что позволит Бруно не только форсировать Хербсте, но и закрепиться на нашем берегу. Маршал фок Варзов хочет, чтобы ты этому помешал. Еще раз спрошу — что тебе не нравится?
Ойген не забыл ничего. Бруно действительно нужен Доннервальд, и переправляться ему лучше не при талигойцах.
— Когда ты так говоришь…
— Тогда скажи сам.
— Чрезмерная… уверенность. — Вот оно! Чрезмерная уверенность Вольфганга в том, что он понимает противника. Да, Бруно раньше действовал именно так, но кто сказал, что он вообще не умеет рисковать? За последние полгода случилось столько всего, почему бы и Бруно не учудить какое-нибудь замысловатое коварство? — Варзов думает, что разгадал маневр Бруно, а если это не так?
— Ты можешь предложить что-то лучшее?
— Мог бы — предложил!
Райнштайнер торжественно наклонил голову. Это предвещало речь. Серьезную и длинную.
— Герман, — начал бергер, — я очень хорошо понимаю твое беспокойство, а ты — нет. Тебя беспокоит Излом, во время которого все должно идти не так. Ты не понимаешь, что это за «не так», и примеряешь его к Бруно, к тому, что старый гусь станет действовать как молодой Ворон. Поверь мне — не будет, но тревогу твою я разделяю полностью, просто я называю ее тем, что она есть. «На перевале следует держать рот закрытым, а меч во время Излома — убранным в ножны». Так говорят у нас, так раньше говорили даже вариты. К несчастью, от войны могут отказаться либо все, либо никто. Нам придется воевать, Герман, и да помогут нам наши предки и наш разум.