— Здесь мы ничего не сделаем…
— Наша гибель будет напрасной…
— …семь выходов…
— Только не тот, что выводит на Торквиния…
— …сто́ит еще раз…
— …сколько можно повторять… мы стали слепы и глухи…
— …на берегу искать не станут…
— …успеть до рассвета…
— Там гвардейцы Эсперадора…
— …Юнний уже ничего не понимает…
— …его душа… уже в Рассвете…
— Капитан Илласио не оставит Эсперадора…
— …и не откроет без его приказа решетки…
— Я мог бы это уладить, но… Один из магнусов не вправе решать за… конклав.
— …но Эсперадор решать может. Церкви в этот трудный час нужна сильная рука…
— …и благочестивое сердце…
— Такое, как…
— Да ляжет Светлая мантия на плечи достойнейшего.
— Орстон…
— Мэратон! Я тронут, дети мои, но нужно спешить…
— Спешить… спешить…
Серые люди торопливо спускаются во дворы. Пусть уходят, скоро они услышат, как смеется закон и поет возмездие. Пусть бегут навстречу хохоту, они увидят, они все увидят сами… Злобой злость, криком вопль, хохот — смехом отзовется тающим эхом, с комариным сравняется писком… Только зелень лунного диска, только гной из глубокой раны, нанесенной клинком багряным. Конский цокот в ночи тоскливой, лунный глаз над сломанной ивой, и Волна в тростниках прибрежных отзовется голосом прежних. Скоро пламя станет рассветом, зелень — кровью, трясины — пеплом, пусть горит Агарис, серый город да станет склепом…
4
В храме Семи Свечей просят помощи у Создателя. Богатые и бедные, молодые и старые, женщины и мужчины сжимают свечи и повторяют на разные голоса вечные слова. Дым от курений возносится к куполу, мешаясь с гарью, а слова песнопений сливаются с плачем, сетованиями, хохотом и выкриками обезумевших. Поет хор, поет, несмотря ни на что. Две сотни монахов возносят хвалу небесам, а воины в алом готовятся к последнему рывку. Все меньше часов, все меньше серых гвардейцев остается между храмом и клинками пришельцев, но монахи еще поют, а паства еще надеется, лишь первые из служителей Его один за другим незаметно покидают обреченный храм. Все, кроме одного…
«Да спасутся те, кого можно спасти, да войдут они в хрустальные врата…»
Блеснул эмалевым крылом голубь — одинокий Эсперадор опускается на колени между старухой с безумным лицом и раненым капитаном. Старуха смеется, капитана бьет дрожь, но Эсперадор их не видит. Он смотрит в Рассветные врата. Он просит — не за себя, сам он мог бы спастись… Он так думает. Он ошибается… Черным змеям и белым птицам в день последний выпало слиться в полный боли клубок тревоги на последнем крутом пороге. На исходе грядущей ночи, где секунды столетья точат, где в глухих глубинах колодцев неживущее шевельнется.