Но он все еще был один.
— Возможно, — заколебался Тернер, — возможно, укрощение быков связано со страхом. Ты встречаешься лицом к лицу с тем, что пугает тебя больше всего на свете, даже глазом не моргнув.
Он повел плечом, будто стараясь отделаться от этих мыслей.
— Тебе когда-нибудь было больно?
— Да, но не очень сильно. Иногда падал, получал синяки и ссадины. Один раз сломал руку.
— А как насчет душевной боли, Тернер? Тебе было когда-нибудь плохо?
— Не из-за родео.
— Из-за брата?
— Откуда ты узнала? — немного резко спросил он.
— Я вижу это по твоему лицу всякий раз, когда кто-нибудь произносит его имя. И когда ты смотришь на Ники. Кроме того, Эбби сказала мне, что вы очень отдалились друг от друга, но не объяснила почему.
Шейла знала его всего несколько дней, но за это короткое время сумела многое понять. Возможно, ей открылись самые сокровенные глубины его души, которые он хотел от всех утаить.
— У нас произошла стычка по моей вине. Это было очень давно.
— Из-за Марии?
— Я думал, что они еще слишком молоды, чтобы серьезно смотреть на жизнь. Он только что окончил колледж. У него было все впереди.
— Ну и как ты себя чувствуешь, зная, что они возвращаются вместе?
— Мужчины не обсуждают подобных вещей, — заметил Тернер.
Он глубоко вздохнул.
— Дело ведь не только в нем, но и в Марии. Я должен вымолить у нее прощение. Так что я счастлив, что они возвращаются, и в то же время до смерти этого боюсь. Мне гораздо страшнее, чем тогда, когда я укрощал быков.
— Самые страшные вещи таятся у нас в душе, правда?
— А чего боишься ты?
Шейла сорвала травинку и задумчиво надкусила ее.
— Для мужчины, который укрощает быков, это покажется глупым.
— Ну попробуй, расскажи мне.
— Перемен. Больше всего меня пугают перемены.
Тернер пристально посмотрел на нее.
— Это вовсе не глупо. Перемены и меня пугают чуть ли не до потери пульса.
— Вовсе нет!
— Ты же видела, как я старался во что бы то ни стало снять со стены ту попону и унести ее из дома.
— Но ведь это не связано с переменами.
— Разве?
— Это связано с желанием всем управлять самому.
— Это одно и то же, Шейла. Расскажи мне о попонах в твоей жизни.
Тернер внимательно слушал ее рассказ. Ее голос звучал как чудесная мелодия. Он понимал, что она недовольна своей работой над шоу, но не музыкой.
Он догадывался, что музыка вела ее по какому-то собственному, особому пути.
Она не была похожа на Селию, которая только на вид казалась серьезной и внимательной.
У Шейлы был свой глубокий внутренний мир.
Но вопрос заключался в том, смогла бы она существовать в его мире? О, это ранчо — его единственный дом. Он рожден для этих открытых просторов, для этой жизни. А отдаленность от мира и от цивилизации делала его существование еще более привлекательным. Ему нравилось противостоять силам природы, и его не раздражало, что поездка к ближайшим соседям занимала много времени.