Принятое решение весьма благотворно подействовало на молодую женщину. Вскоре Кристина уснула и увидела умиротворяющий сон, в котором они вместе с Матти вновь плыли на лодке. Точнее, лодка плыла сама по себе, скользя по озерной глади под парусом, а они сладко целовались, полулежа на корме, в объятиях друг друга. Совершенно обнаженные.
Кристина почти физически ощущала на губах его теплую, слегка солоноватую от пота, разогретую солнцем кожу. И ощущала гордость и упоение от того, что этот великолепный мужчина принадлежит ей, что она желанна ему. Что стоит только захотеть, и он будет доставлять ей физическую радость обладания, острую чувственную сладость и вскоре вознесет на вершину неземного блаженства. И будет неутомимо повторять это вновь и вновь, поднимаясь по спиралям экстаза все выше и выше столько раз, сколько она пожелает…
Матти позвонил только через два дня, когда Кристина уже вся извелась, не находя себе места от переживаний. Все буквально валилось у нее из рук. Ничего не получалось. Особенно на работе.
Предстояли важные лабораторные испытания новых лекарственных препаратов, требующие полной концентрации внимания, а какое может быть внимание, когда мысли заняты совершенно другим. Несколько раз ее подмывало позвонить самой, но она решила выдерживать характер. Она не собирается никому навязываться. Пусть Матти сам решает, как жить дальше.
А тут еще и Чештин куда-то запропастилась. Уехала в Копенгаген на своей машине якобы на несколько дней и задержалась там на неопределенное время. Наверняка закрутила роман, и скорее всего с тем самым датчанином из Интернета. Даже ей не звонит, не спешит поделиться радостью. Вероятно, обиделась за то, что Кристина ей тоже ни разу не позвонила из Финляндии. Ничего, при встрече будет что обсудить и за что попросить прощения.
Но звонок из Финляндии все поставил на свои места. Точнее, уже не из Финляндии, а с морского парома, плывущего в сторону Швеции. Разговор вышел довольно сумбурный, перемежаемый семейными новостями и признаниями в любви. Из новостей главным было, естественно, возвращение Марии домой. Девочка внезапно передумала оставаться в Париже. Во-первых, успела уже достаточно соскучиться по родителям и подругам. А во-вторых, выяснила, что без знания французского языка там и поговорить-то толком не с кем. Финским же почему-то никто не владеет. В общем, тоска смертная, дикость, отсталость и серость. А еще кричат: Париж, Париж! Дома все-таки лучше, и родные сосны ничем не уступают французским каштанам.
Впрочем, самым приятным в телефонном разговоре для молодой женщины был завершающий пассаж, произнесенный пафосным тоном, но весьма к месту и искренне: