Дернулась раз, другой.
— Я застряла, — пожаловалась она, виновато глядя на остановившегося и повернувшегося к ней Брента.
Жрец выразительно вздохнул. Ну во что она там умудрилась вляпаться?!
— Давай руку.
Пальцы у девушки оказались тоненькие, хрупкие и холодные. Такие хочется спрятать в горстях, как озябшего птенца, и дыхнуть теплом в щель… «Да что это со мной?!» — мысленно выругался Брент, отталкивая Раддину ладонь и крепко обхватывая запястье. Не назло, просто так тянуть удобнее.
— Ой!
На чем тут кандалы держались, непонятно. Веточка, двумя пальцами раздавить можно.
— Без «ой». Вылезай.
Парни остановились, поджидая. Девушка закусила губу и честно напрягла мышцы, но быстро выяснилось, что либо у Брента останется ее рука, либо у ямы — нога.
Пришлось прибегнуть к крайним мерам.
— Замри. И лучше зажмурься.
Радда послушно закрыла глаза. Под пальцами жреца часто трепетала жилка.
— Тишш, сгинь. — Брент шуганул кошака, с тревожным фырканьем царапающего коварную землю, и уже привычно потянулся к плети. Какая все-таки удобная штука, впитывает призванную силу как губка, чтобы так же легко отдать в нужный момент… Темный его побери, осталось только какой-нибудь трактат замутить!
Плеть с легкостью пронзила землю, завилась кольцами впритык к коже, выжигая все лишнее. Пропала и тряпичная обмотка, зато когда жрец обхватил девушку за талию и дернул вверх, нога свободно выскользнула из ловушки.
Раздался громкий щелчок, похожий на звук ломающейся кости. Радда вздрогнула, открыла глаза и глянула вниз — а в следующее мгновение уже с визгом висела на Бренте, обхватив его руками и ногами. Жрец пошатнулся, попятился, чуть не рухнув на спину. Выругался, попытался стряхнуть ополоумевшую девку, потом тоже увидел и сам в нее вцепился.
Из развороченной дыры, точнее, норы торчала здоровенная, с бычью башку, харя. Слегка вытянутая вперед, обтекаемой формы, она напоминала половинку разрезанного поперек яйца, покрытого короткой сизой шерстью. Бисерные, беспорядочно натыканные глазки вряд ли хорошо видели — зато всех сразу. «Яичко» опоясывали две плотно, но, увы, безрезультатно сомкнутые роговые пластины. Не обнаружив за ними ничего вкусненького, тварь разочарованно раззявила пасть, и люди увидели отточенные как бритвы кромки. Языка не было, только волнообразно шевелящиеся стенки глотки, начинающейся от самых пластин.
Бесшабашный горец присел на корточки, слепил рыхлый ком из сора и радушно попотчевал им дивную зверушку.
Кромки лязгнули еще раз. Отплеваться подобной пастью было невозможно: что туда попало, тому выход только с другого конца. Оскорбленная тварь подалась вперед, но угодила в солнечную полосу и, словно ожегшись, рывком втянулась обратно в нору. Чего-то там проскрежетала, выбросила фонтан комьев, настучавших горцу по дурной голове, и яма сменилась пятном более темной, влажной земли.