Женька, Катя и Гуля почти с самого утра плескались на озере. Еще вечером Валя пообещала им пойти туда загорать, но утренний переполох вокруг Тетерина переменил ее планы, поэтому девочки отправились на озеро одни. Вернувшись к обеду, они застали на веранде бабушку и незнакомую таджикскую тетю, которая при виде Гулбахор украдкой вытерла набежавшие слезы. Галина Семеновна тут же захлопотала вокруг осоловевших от зноя, уставших от визга, от брызг, от ловли стрекоз и слегка обгоревших на солнце внучек. Оставив свои пельмени, она принялась мазать им плечи сметаной, а те извивались, хихикали и кричали:
– Холодная! Не надо, баба, не надо!
Чужой на этом празднике жизни ощущала себя только Мария. В отличие от Галины Семеновны, она знала, что приехала вовсе не тетя маленькой Гулбахор, а ее настоящая мать. Прекрасно понимая материнские чувства Мархамат, она тем не менее больше переживала за свою сестру, поэтому время от времени выбегала из дома за ворота, чтобы встретить Валю и Муродали, однако те почему-то задерживались в городе. Телефон Валентины почему-то тоже не отвечал.
– Ты чего икру взад-вперед мечешь? – спросил Марию Иван Александрович после того, как она в седьмой или восьмой раз выскочила во двор.
– Я? – переспросила она отца, не найдя быстро, что ответить.
– Ну, ты, ты, кто же еще? И бегает, и бегает.
Иван Александрович покрутил головой, изображая, как она бегает.
– Прижми хвост на минуту. Матери вон помоги.
Мария послушно села на табурет и, забыв про свой маникюр, начала механически чистить картошку. Она с удивлением прислушивалась к тому, что происходило у нее в душе. Раньше – во всяком случае, до этого странного во всех отношениях лета, – она бы ни за что не была так взволнована чужими проблемами, ей вполне хватало своих. Однако теперь, после всего, что случилось, она совершенно отчетливо осознала, какую роль сыграла в жизни своей младшей сестры. Пятнадцать лет назад она была твердо уверена, что Валя просто не имеет права выходить замуж раньше нее. Это было бы против всех естественных законов справедливости, это было бы против здравого и честного смысла, но сейчас, когда рядом с ней о чем-то громко смеялась совсем незнакомая таджикская женщина, которая через несколько минут должна была перечеркнуть практически всю Валину жизнь, весь смысл ее жизни и которой не было бы здесь на веранде, если бы Мария тоже не влюбилась в Тетерина, ей стало окончательно ясно, что она натворила тогда.
За всеми этими трудными мыслями Мария утратила бдительность и все-таки пропустила момент возвращения Вали и Муродали. Ко всем непривычно мучившим ее угрызениям совести добавилось еще и то, что она не смогла предупредить сестру, и та не успела собраться, чтобы как следует принять удар.