– Я с ними хочу! – закричала она, пристраиваясь к хвосту маршировавшей колонны.
Командир роты бросил вопросительный взгляд на полковника, и тот коротко кивнул.
– Рота! – скомандовал офицер. – Песню запевай!
Курсанты грянули «День Победы», а бесконечно счастливая Гулбахор зашлепала следом за ними по плацу, размахивая локотками и стараясь тянуть носочек в своих сандаликах.
К одиннадцати часам утра Иван Александрович и Степан почти закончили вставлять на веранде новые стекла. Катя с перебинтованной ладошкой грустно сидела во дворе, пока Женька не предложила ей раскрасить бинт. Они принесли акварельные краски, и вскоре покрашенной оказалась не только марлевая повязка, но еще Катин локоть и даже рукав платья. Вышедшая во двор Томка из-за рукава немного расстроилась, но Кате было так весело, что Томка решила про себя: «Отстираем».
Стоявший на табурете Степан забивал в раму мелкие гвоздики, поглядывал на свою забавную, перепачканную красками дочь, прятал улыбку и по невнимательности время от времени колотил себя молотком по пальцам. Иван Александрович у него за спиной нарезал аккуратные стеклянные квадраты, склонившись над столом.
Когда работы на веранде оставалось совсем немного, во двор, скрипнув калиткой, вошла Даша. Степан сразу узнал ее, хотя видел лишь мельком в то утро, когда обнаружил Юрку с этой симпатичной девушкой в своей пустой опечатанной квартире.
– Здравствуйте, – сказала она, поднимаясь на веранду и удивленно оглядывая следы ночного погрома. – А Юра Дедюхин здесь живет?
– Здесь, здесь, – ответил Иван Александрович и, лихо вжикнув, без всякой линейки провел стеклорезом прямую линию.
Даша перевела взгляд на Степана, который перестал колотить молотком и молча смотрел на нее, не спускаясь со своего табурета.
– А что здесь произошло? – спросила она.
Вместо Степана ответил Иван Александрович:
– Это ты у Юры, милая девушка, как раз и спроси. Он лучше нашего знает.
– Батя, у меня гвозди закончились, – подал голос Степан.
– Ты передай ему, – попросил Дашу Иван Александрович, указывая на жестяную банку с гвоздями.
Из глубины дома, постукивая костылями, показался Николай. За доли секунды он успел увидеть и оценить незнакомое девичье лицо, а потом обратился к старику.
– Вот, Иван Александрович, – сказал он, вынимая из кармана брюк стодолларовую купюру. – Возьмите, пожалуйста.
– Это зачем? – удивленно поднял брови старик.
– Ну как же… Вы меня приютили. Я не хочу быть обузой.
– Бери, батя, не сомневайся, – кивнул со своего табурета Степан. – Сто баксов на дороге не валяются.