Покачиваясь от усталости, Хиротаро вышел следом за пустой вагонеткой из шахты и мгновенно ослеп от безжалостного полуденного солнца. Рядом с ним, надсадно дыша, остановился младший унтер-офицер Марута.
– Вы пьете тот отвар, который я для вас приготовил? – спросил Хиротаро, прикрывая глаза ладонью. – У вас очень плохое дыхание…
Но Марута не успел ответить. Неожиданно захрипев, он повалился на землю, и в следующее мгновение изо рта у него хлынула кровь.
Хиротаро тяжело опустился перед ним на колени. В левую ногу ему впился острый кусок угля. Вокруг тут же собралась небольшая толпа. Опираясь на палку, торопливо подошел Масахиро. Кто-то из охранников хотел разогнать японцев, но потом махнул рукой и отошел.
– Помоги ему, – сказал Масахиро.
Хиротаро выпрямился и потер колено, пораненное осколком угля.
– Помоги ему, – повторил Масахиро. – Ты единственный врач.
Хиротаро обвел глазами сгрудившихся вокруг него пленных, покачал головой и пошел прочь от шахты.
Младший унтер-офицер Марута еще продолжал хрипеть. На губах у него пузырилась кровавая пена.
– Только русским помогаешь! – закричал Масахиро и в бессильной злобе швырнул свою палку в спину уходящему Хиротаро.
Тот остановился.
– Предатель! – продолжал кричать Масахиро. – Я всегда знал, что ты трус и предатель! Если бы я попал в плен в полном сознании, как ты, у меня бы хватило смелости сделать себе сэппуку.
Хиротаро молча смотрел на своего друга.
– Если бы ты знал, как я тебя ненавижу! – кричал тот.
Лицо Масахиро исказилось от страшной злобы, и Хиротаро наконец заговорил.
– Я знаю, – сказал он. – Но это сейчас неважно.
Масахиро осекся и замолчал, дыша так тяжело и прерывисто, как будто не младший унтер-офицер Марута, а он сам сейчас умирал от туберкулеза.
– Только ты напрасно злишься, – продолжал Хиротаро. – Ему нельзя помочь. У него просто больше нет легких.
Затем он повернулся и пошел дальше.
– Чего это они? – спросил ефрейтор Соколов, подходя к охранникам и закуривая.
– Да помирает у них один. А эти вон разорались. Надо было все-таки лекаря в карцер отправить. Зря его старшой пожалел.
– Понятно. Короче, хватит стоять. Пусть работают. Давай их обратно в шахту.
– Есть!
– А мертвяка пусть сами закапывают. Выдели там двоих – вон тех, что орали.
* * *
Хиротаро действительно знал, что Масахиро его ненавидит. Последние двадцать лет он жил с постоянным чувством вины перед своим другом, прекрасно понимая, что занял его место. Если бы Масахиро появился на свет полноценным ребенком, господин Ивая ни за что бы не стал помогать мальчишке из нищей семьи, и Хиротаро никогда не попал бы в университет, а потом не поехал бы в Париж изучать фармацию. Время от времени где-то глубоко в сердце у него мелькало смутное чувство благодарности к тому божеству, которое повелело сыну господина Ивая родиться хромым, но он всякий раз искренне стыдился этого чувства и всеми силами старался его подавить, считая своим долгом заботиться о Масахиро, несмотря ни на что, несмотря на его ненависть. Отчасти он даже уважал ее как последнее неотъемлемое право того, у кого отняли все права. Он слишком хорошо помнил, кто первым начал отнимать их.