Дед Артем после писем спрятался в сенях и немного поплакал, а к вечеру на радостях выпил полжбанчика водки и зарезал под это дело бабки-Дарьиного гуся. Петька, у которого помимо кухонных интересов были к тому же кое-какие личные счеты с этим самым гусем, разумеется, не мог пропустить такое событие. Поэтому путался под ногами и сильно мешал.
Так вот шея у тетки Алены сейчас была точно такая же мягкая и белая, как у того гуся, когда дед Артем, зажав в одной руке нож, другой запрокинул на себя его молчаливую голову, подмигнул притихшему Петьке и быстрым движением провел по этой шее красную черту.
«Чикнул» – как он сам потом сказал бабке Дарье.
– Чего уставился? – заговорила тетка Алена, закончив наконец со своими улыбками и даже как будто поеживаясь под Петькиным взглядом. – Жри давай… Выблядок.
Петька автоматически сунул еще несколько ложек каши себе в рот, но потом вдруг сообразил, что «выблядком» здесь в лагере его пока никто не называл. Никто даже и не знал, что он выблядок.
– Эй, ты чего? – закричала тетка Алена, вскакивая на ноги и вытирая серые брызги каши с лица.
Правда, Петька подумал – не «с лица», а «с морды».
– Перестань! – крикнула она, отскакивая еще дальше.
Петька успел еще два раза садануть ложкой по каше так, чтобы она шрапнелью летела из тарелки в сторону тетки Алены, но тут его схватил за руку Одинцов.
– Отставить! – строго сказал он.
– Сбесился, что ли? – заорала тетка Алена, растопырив руки и с тревогой осматривая свое самое праздничное платье, как будто Петька брызгался не овсянкой, а, к примеру, говном.
– Я больше не буду, – быстро сказал Петька и укусил старшего лейтенанта за руку.
– Ох, еб! – сказал тот, отшатываясь от него всем телом.
– Батарея, огонь! – скомандовал Петька, и в тетку Алену полетели уже не брызги, а целые пригоршни овсянки.
Он больше не шлепал по ней ложкой, а прямо зачерпывал и швырял большими шматками. Причем, разумеется, весьма метко. Артиллеристы товарища Сталина не мажут.
– Орудия к бою!
– И-и-и! – визжала тетка Алена, пытаясь закрыть лицо руками, но Петька лупил бронебойными, которые легко пробивали оборону противника и шлепались густыми комками ей в лоб, в щеки и в грудь.
Петька вел огонь на такой бешеной скорости, что пока Одинцов сообразил, что к чему, и сгреб его в охапку, тетка Алена оказалась обстреляна уже с ног до головы. Каша была у нее в волосах и на шее, которую она так томно выставляла всего минуту назад, на сиськах, на пузе – в общем, везде. Петькина батарея отработала на «отлично».
– Ты… ты чего? – изумленно пробормотал старший лейтенант.