Слезы текли по ее щекам. Казалось, она не замечала их и даже не осознавала, что плачет.
— Я по-настоящему счастлива. Вспомни о Неззи. Ридаг — хотя и не она родила его — был для нее сыном, она нянчилась с ним и знала, что потеряет его. Не важно, сколько он прожил бы, все равно у него не было бы нормальной жизни. Когда другие матери теряют своих детей, то думают, что те переселяются в мир духов, но я представляю Дарка только живым, всегда счастливым, у них с Урой все благополучно, растут дети… только я их никогда не увижу. — Она зарыдала.
Джондалар обнял ее. Воспоминание о Ридаге навеяло эту печаль. Ничего нельзя было сделать для него, хотя Эйла пыталась. Это был слабый ребенок. Неззи говорила, что он был таким от рождения. Но Эйла давала ему то, что не мог дать другой. Когда она научила его и других обитателей Львиного стойбища языку жестов, принятому в Клане, он был счастливее, чем когда-либо. Впервые в жизни он мог общаться с теми, кого любил. Он мог рассказать о своих нуждах и желаниях и о том, как он себя чувствует; особенно это касалось Неззи, которая заботилась о нем, с тех пор как умерла его мать. Он мог выразить ей свою любовь.
Все были удивлены, обнаружив, что Ридаг не просто умное животное, неспособное говорить, а существо, обладающее собственным языком; они поняли, что он по-своему умен, и восприняли его уже как личность. Джондалар был поражен не меньше других, хотя Эйла пыталась ему все объяснить, еще когда он начал учить ее говорить словами. Выучив знаки и жесты, Джондалар смог оценить вежливый юмор и глубину понимания мальчика древней расы.
Держа любимую в объятиях, Джондалар понимал, что тяжелые рыдания дают выход ее горю. Он знал, что она переживала смерть мальчика-полукровки, которого усыновила Неззи и который так сильно напоминал ей собственного сына, и понимал, что она оплакивает обоих.
Но не только Дарк или Ридаг были причиной горестного плача Эйлы. Она оплакивала все свои утраты, людей, которых любила и потеряла давно в Клане, да и сам Клан. Клан Брана был ее семьей.
Иза и Креб воспитали ее, заботились о ней. Эйла решила ехать с Джондаларом, потому что любила его и хотела быть с ним; недавний разговор позволил ей понять, как далеко он живет: потребуется год или два, чтобы достичь тех мест. Это окончательно убедило ее в том, что ей не суждено вернуться сюда. Разрушалась не только связь с племенем Мамутои, столь важная для Эйлы, — она лишалась даже слабой надежды вновь увидеть людей воспитавшего ее племени, сына, который остался с ними.
С прежними утратами и огорчениями она уже смирилась, но рана, нанесенная смертью Ридага, была еще совсем свежей, — Ридаг умер незадолго до того, как они оставили Летний Сход. Боль эта разбередила старые раны, и теперь, когда она поняла, какое огромное расстояние им предстоит покрыть, она осознала, что часть ее прошлого должна умереть.