— Они думали точно так же, — заверил ее Думитру. — По крайней мере, они будут первыми, кто воспользуется и спортивным залом, и полигоном, и всем остальным, что мы строим. Это для себя они работают с таким нечеловеческим напряжением, а не для моего честолюбия! Не знаю, почему ты во что бы то ни стало хочешь убедить меня в том, что люди меня боятся, то есть что я — деспот, тиран! Должен тебе признаться, в начале нашего разговора меня все это выводило из себя, но теперь я абсолютно спокоен. Я хочу тебя спросить: не забыла ли ты о том, что я тоже не родился полковником, что я тоже был когда-то лейтенантом? — Его нервозность и в самом деле прошла, он говорил спокойно и уверенно. — Ты можешь вспомнить, чтобы я чего-то боялся? Или кого-то? Когда случалось так, что я, будучи не согласен с предлагаемым, не высказывал открыто свое мнение? Разумеется, не нарушая устава, как положено, и разве мне могли что-то за это сделать?
— Перевели бы тебя в другой гарнизон! — не задумываясь, ответила Кристиана.
Думитру расхохотался:
— Вот это да! Так ты думаешь, что мои подчиненные боятся, как бы я их не перевел в другой гарнизон? По-твоему, я или другой командир части может решать такие вопросы, как перевод офицеров из одной части в другую?
У него был такой вид, будто он только сейчас понял смысл всех ее возражений.
— Но если рассуждать по-твоему, то в случае сопротивления моим «деспотическим замашкам» перевод в другую часть был бы им только выгоден, потому что мало найдется мест, где работа тяжелее, чем здесь. Но они не хотят в другую часть! Им как раз нравится работать здесь, где тяжелее! Многие просили, настаивали, добивались, чтобы их направили сюда. Некоторые — что ж, почему бы об этом и не сказать? — приехали сюда потому, что хотели работать со мной. Это Михалаш, Деметриад, Энкулеску, Калояну, Тэнэсеску, Богдан, Попа. С кем-то из них мы работали раньше в одной части, кто-то слышал обо мне. Почему ты не можешь предположить, что нас всех в одинаковой степени увлекает наша работа? Ты думаешь, что я исключение?
— Не надо утрировать…
— Когда ты поймешь, что у каждого в жизни есть дело, которому он отдает всего себя? И это дело нужно любить больше самого себя, но никакой приказ не может обязать к этому…
У Кристианы явно испортилось настроение. Она принялась убирать со стола. Казалось, что она это делает первый раз в жизни, так неуверенны были ее движения. Думитру хотел ласково ее обнять, но она отстранилась:
— Оставь меня.
Она снова опустилась на стул.
— Ты только что сказал, — заговорила она медленно, почти шепотом, когда Думитру вернулся из кухни, куда он относил посуду после ужина, — что в жизни у каждого есть свое дело. Только у меня — твое дело!.. Что ж, я, наверное, исключение из общего правила, — добавила она устало.