— Если бы ты захотела, Думитру никогда бы не узнал о наших разговорах, — сказала Кристиана. — Но если бы он знал с самого начала, он бы вмешался, не дал делу зайти так далеко…
— Я тебе уже говорила, и это мое убеждение, что судьбу семьи могут решить только ее члены, — твердо прервала ее Дорина. — Поэтому я и не посвящала вас в наши дела.
— Разумеется, ваша семья и любовь — ваше дело, но все же почему не выслушать дружеский совет? Сегодня я могу лишь посоветовать тебе терпеть и ждать. Раду должен понять, что Ванда не та женщина, с которой можно строить жизнь, что это только временное увлечение…
Кофе, к которому они не притронулись, давно остыл. Обе молчали, избегая смотреть друг другу в глаза.
— Я чувствовала, что с тобой что-то происходит, но не подозревала, что все так серьезно. Все собиралась спросить тебя, но видела, что ты не хочешь об этом говорить… Зачем лезть человеку в душу… — с трудом произнесла Кристиана.
* * *
Думитру не очень удивился, узнав обо всем.
— Видел я, что у него к работе душа не лежит, не о том думает, — проворчал он.
Вся эта история его раздражала. Он любил Раду Каломфиреску, был убежден, что хорошо его знает, даже поручился бы за него. До недавнего времени Думитру ставил его всем в пример. И вот жизнь преподнесла такой сюрприз! А это означало, что он, командир части, совсем его не знал, ошибся в человеке.
Думитру заснул поздно. Он пытался представить себе разговор со старшим лейтенантом Каломфиреску, который должен был состояться завтра утром: он уже вызвал его к себе. Он продумывал свой разговор с Раду, пытался угадать его ответы на свои вопросы. Но почему-то этот воображаемый разговор заканчивался одним и тем же: Каломфиреску, возмущенный наветами своей жены, был оскорблен, доказывал, убеждал, не оставлял места сомнению…
Но, к сожалению, беседа с Раду Каломфиреску в присутствии парторга — подполковника Михалаша прошла совсем не так.
— Я, товарищ полковник, буду говорить откровенно, — начал Раду, преодолевая смущение, но твердо, как человек, который уже принял решение. — Я не могу вам лгать и не боюсь признаться: я люблю ее! Это моя единственная вина. Если, конечно, любовь можно считать виной…
— Товарищ старший лейтенант, — строго прервал его Михалаш, — вы, как я вижу, забываете, что женаты, что у вас ребенок! Разумеется, любовь не преступление. Но в вашем случае нормы морали, наши законы…
Думитру молчал. Он был возмущен, раздражен, но не мог найти нужных слов.
Воспользовавшись наступившим молчанием, Раду заявил:
— Именно поэтому я намерен развестись…