Солдат кладет руку мне на лоб, проверяет, горячий он или нет, ощупывает тело, не сломаны ли кости, подносит к моим губам флягу. Я читал, что в таких случаях дают ром или коньяк, а у солдата ничего, кроме воды, во фляге нет. Спрашивает меня, могу ли я идти. Конечно могу. Но куда и зачем? Он не ждет, пока я отвечу, берет меня на руки и осторожно несет. Хлюпает вода в сапогах, вода вперемешку с грязью. Пусть хлюпает, я не просил о помощи. Чувствую впервые запах солдатского пота, запах, который отныне ассоциируется у меня с силой и покровительством, гарантией безопасности. Подходим к офицеру, который дает с равными интервалами три зеленые ракеты. Собираются солдаты, молчаливые и потные. Возвращаются милиционеры, идут охотники, стреляя из ружей в воздух, и лесники, трубя в рожки. Выходят из леса пастухи, без ружей, без пистолетов, только: «Ау-ау, мальчик! Ау!»
* * *
Улица на окраине города с однотипными домами, из тех, что сооружались с помощью государства в пятидесятые годы. У капитана перед домом садик с цветами, в основном на высоких стеблях. Нарядные георгины, лилии, пионы. Несколько кустов сирени, два куста жасмина и саженец персика. Вдоль дорожек грядки серебристой травы. Несколько кустов садовых васильков, розмарина — единственные карликовые растения. Все обильно полито. Запах испарений от нагретой земли, запах цветущих растений…
Под стрехой виноградная лоза с тяжелыми гроздьями винограда, на завалинке горшки с комнатными цветами. В носках, в военных брюках и в манко, с заложенными за голову руками, с закрытыми глазами и с подушкой под поясницей, капитан покачивается в кресле-качалке…
— Пришел-таки, Вишан?
— Товарищ капитан, рядовой… — Бессмысленно представляться, но надо все-таки соблюдать общепринятые нормы.
— Все же пришел! А я уже не надеялся, хотел сам заглянуть к тебе.
С противоположной стороны ракитового стола еще одно кресло-качалка. Капитан предлагает мне сесть.
Сажусь, но не расслабляюсь: спина прямая, как будто проглотил шест.
Капитан вытирает лысину большим платком:
— Что скажешь? Жара какая, а?
Что мне сказать? На самом деле я ее не очень-то ощущал. Я шел большей частью по теневой стороне и не торопясь. Это ерунда по сравнению с занятиями в поле, в полной выкладке и с оружием.
— Чего-нибудь холодненького?
Я не знаю, отказаться или согласиться. Воинские уставы ничего не предусматривают для таких случаев. Но командир понимает неловкость моего положения. Он приносит из холодильника запотевшие стаканы с соком. Подношу к губам. До чего вкусно! Капитан не садится. Вытаскивает какие-то сухие листья из цветочных горшков. Я не подымаю глаз выше его лодыжек. У него деформированные ступни. Видимо, от маршей, от отморожений, от болезни. Кто знает, от чего? Капитану скоро на пенсию.