Я машинально вытер о брюки вспотевшие ладони. Внимательно присмотрелся к Подопечному – вроде бы все в порядке, не успел он воспринять сей инцидент как потерю своего лица, а значит – гибельных последствий нам и здесь удалось избежать.
Больше до самого НИИ ничего страшного Подопечного не подкарауливало. Однако на границе между свободой и служебной территорией его поджидала очередная неприятность. Хорошо еще, что я заранее просмотрел, что творится на проходной: благо, передо мной высился квадратор – целый штабель мониторов, позволяющих непосредственно наблюдать за ключевыми точками.
А на проходной вовсю протекала кампания поимки злостных разгильдяев, то бишь опаздывающих. Лично сам Степан Борисович, отставной полковник Генштаба, а ныне – замначальника отдела кадров, торчал возле турникета с блокнотиком в руке, старательно фиксируя фамилии пересекающих заветную черту позже положенного срока. Поскольку электронные часы показывали, что Подопечный опаздывает на целых полторы минуты, нетрудно было представить, чем может закончиться его попытка просочиться мимо бдительного Степана Борисовича.
Времени для вмешательства у меня оставалось в обрез, поэтому я первым делом науськал Камиля Копорулина, сменившего Власа на троллейбусной остановке, задержать Подопечного во что бы то ни стало на пару минут возле проходной, и Камиль тут же принялся разыгрывать спектакль: гость столицы из солнечного Татарстана спрашивает у прохожего, то есть у Подопечного, как ему найти какой-то переулок, название которого он позабыл, но помнит только, что в начале переулка располагаются бани, а чуть подальше – комиссионный автомобильный магазин, но магазин-то ему, гостю столицы вовсе не нужен, а нужен ему зачем-то Дом культуры шарикоподшипникового завода номер двенадцать (которого, кстати, в природе не существует), и все это действо происходит внешне вполне безобидно, но несколько замедленно, потому что помимо акцента, мешающего понимать торопливую речь приезжего татарина, у последнего наличествует еще и заикание…
А тем временем я набрал нужный телефонный номер и, когда на моем экране вахтер в форменной фуражке поднял трубку, то начальственным голосом небрежно сказал ему:
«Вот что, голубчик… мнэ-э… если Степан Борисович все еще торчит в твоей конуре, дай-ка ему… мнэ-э… трубочку». Но дед-вохровец был не лыком шит, потому что робко попытался уточнить, кто, собственно, спрашивает кадровика. В ответ, естественно, он услышал, сквозь череду эканий и меканий недвусмысленный намек на то, что не его это собачье дело, а если он считает иначе, то завтра может на службу не выходить, а сидеть дома и нянчить засранцев-внуков… Когда трубку взял отставной полковник, мой тон несколько изменился.