Однако ей было свойственно постоянство в любви. Она из тех женщин, которые серьезно относятся к своим обещаниям. И если Себастьян до сих пор этого не понял, значит, он женился на ней, совсем ее не зная.
Себастьян размышлял над ситуацией, которая, судя по всему, расстраивала его гораздо больше, чем его жену. Элинор, напротив, словно воплощала собой само спокойствие. Ведь ей, по существу, нечего было скрывать.
По правде говоря, разоблачать заговоры и срывать маски с мятежников, готовящих политические заговоры, оказалось гораздо проще, чем разгадать, в какого человека превратилась супруга под коварным руководством герцогини.
Вот, например, вопрос с этим так называемым приятелем Элинор так и не был решен. Что это за «дружба» такая? На какой почве она возникла?
Себастьян продолжал разговор на эту тему даже тогда, когда они с женой собирались в оперу.
— Опера, — недовольно бурчал он. — Чего в ней хорошего? Разве я не сказал, что не хочу туда идти?
— Не пойму: ты разговариваешь сам с собой? — спросила Элинор, решая, какие драгоценности наденет в этот вечер.
— По сути, так и есть, — подтвердил Себастьян, глядя на свое отражение в зеркале.
— И часто ты это делаешь?
— Возможно. Черт побери, я только что сказал, что не люблю оперу.
Элинор тяжело вздохнула:
— Так мы идем или нет?
Внезапно Себастьяна охватило желание наконец понять, что же его жену так привлекает в этой опере, и он решил сдаться.
— Идем.
В конце концов Себастьян посчитал, что сопровождать жену везде, где она бывает, — не такая уж плохая идея. Он перевел взгляд на дубовые стены спальни:
— А где твой портрет?
— Тот, который написал Бельфлауэр? — уточнила она.
Элинор примеряла у зеркала изумрудное ожерелье. Глядя на жену, Себастьян замер: он не помнил, чтобы когда-либо дарил ей это элегантное украшение.
— Это ожерелье…
— Думаешь, оно чересчур яркое? — Она потрогала камень рукой. — Зеленое обычно мне идет, сочетаясь с цветом волос, но это платье слишком светлое.
У Себастьяна отлегло от сердца, когда он вспомнил, что это украшение перешло жене от ее покойной бабушки. Слава Богу, что память его не подвела. Иначе бы снова поставил себя в глупое положение, подозревая жену в несуществующих грехах.
Он улыбнулся, чтобы скрыть смущение:
— Никаких сомнений. Мне очень нравится.
— Правда? — недоверчиво переспросила Элинор. — В таком случае скажи, пожалуйста, почему у тебя было странное лицо, когда ты его увидел? Словно оцепенел от ужаса.
— Что ты говоришь?
— Себастьян, ты неважно выглядишь. Как ты себя чувствуешь, дорогой? — с искренней заботой в голосе спросила она.