— Ощущение какое-то…странное, — неуверенно проговорила Лая и, на всякий случай, встряхнула головой. — Ты что-то сделал?
— Долго объяснять, — отмахнулся он, поглядывая, как их недружелюбные соседи потихоньку продвигаются к выходу с явным намерением устроить засаду где-нибудь на безлюдной дороге.
— И давно у тебя эти…способности? — с подозрением на него прищурившись, спросила девушка.
— С самого рождения, как и у тебя, — не задумываясь, ответил Огнезор.
— О! Так может, твоя мать тоже была какой-нибудь ужасной северной колдуньей! — состроила страшные глаза девушка.
— Не думаю, — снисходительно хмыкнул мастер. — Иначе я просто не появился бы на свет. У людей с врожденным даром не бывает детей.
Он бросил это совершенно небрежно, и лишь потом подумал, что Лае — молодой женщине, не связанной запретами Гильдии или аскетизмом храмовых целителей, и, наверняка, не собирающейся всю жизнь провести в скитаниях, — вряд ли приятно услышать такое.
Но продолжать разговор на эту щекотливую тему ему не пришлось, ибо старый бродяга, до сих пор дремавший на скамье у стены, вдруг встал, почесал затекшие бока, извлек откуда-то видавшую виды гитару и затянул хриплым речитативом длинное славословие. Причем Огнезор, поняв, о чем песня, осознал без особого удовольствия, что в переборе струн вот-вот расслышит и собственное имя.
Менестрель, меж тем, рокотал уныло:
…спою о кончине безрадостной проклятого Парги-мятежника,
свой род и Дом свой Божественный в черной крови утопившего;
о гибели Парги проклятого да сотни его верных воинов,
зловещим поверженных вестником, в болотах бесславно схороненных…
Промолвлю еще слово тайное о темном том проклятом мастере,
Божественным нашим Правителем смирённом и в битву направленном,
что жизни прервал изуверские во славу Империи вечную…
Тянуло от песни тягучим, уж никак не народным, пафосом, аккуратной фальшивой прилизанностью — так и виделся за нею усердно корпящий гильдийный подмастерье. Старик Громоглас? Или, может, талантливый разгильдяй Ледослав — приятель Огнезорова ученичества? Горы тел изувеченных — в его это стиле. Это он так иронизирует. Издевается…
Сотня поверженных воинов превратилась, между тем, каким-то чудом уже в полторы. Огнезор почувствовал неловкость и растущее раздражение.
— Вечно сказок насочиняют! — невольно вырвалось у него. — Их там — не пьяных и лихорадкой не подкошенных — всего-то человек тридцать было…
Но Лая, как оказалось, от столь сомнительной истории пребывала в полном восторге.
— Эй, это о вашем новом главном? — пропустив его реплику мимо ушей, так и подалась она вперед. — Я слышала объявления в столице.