— Правильно, Маська, — одобрила я, спускаясь вниз по лестнице, — когда он выйдет — распусти ему джинсы на шнурки!
Оказавшись внизу, я огляделась и прислушалась. Тихо, никаких признаков мыслящих существ не наблюдалось.
— Эй! — позвала я и, не рассуждая особо, принялась открывать все двери подряд. — Люди, где вы?! Ау!
Добравшись до угловой комнаты, той самой, в которой происходил столь неудачно завершившийся прием гостей, я покачала головой. Глаз приятно радовала гора грязной посуды вперемешку с огрызками и объедками.
Пустые водочные бутылки сиротливо жались к ножкам стола, глянув на них, я дрогнула. Чтоб я еще раз…"Вообще-то Ирка настоящая свинья. Могла бы и убраться!"
Наконец я добралась до веранды. Дверь, обычно распахнутая настежь из-за разбухших от постоянных ливней половиц, была плотно закрыта чьей-то заботливой рукой. Это меня насторожило. Кому это понадобилось преодолевать трудности, сражаясь с дверью? Я торопливо ткнула ее рукой, но, как и следовало ожидать, она не открылась. Чуть отступив, я изловчилась и налегла на дверь с размаху, крашеные доски прогнулись, застонали и нехотя подались. Влетев на веранду и с трудом удержав равновесие, я огляделась и остолбенела. Да, денек сегодня… То есть ночка… Или утро, я запуталась уже…
На потертом зеленом диванчике возле круглого стола сидел Юра и моргал на меня с самым что ни на есть удивленным видом. На коленях у него сидела всклокоченная Ирка в расстегнутой блузке, она была без очков, поэтому подслеповато щурилась, стараясь разглядеть вошедшего.
В первый момент я растерялась и ойкнула. Но мы же не малые дети, в конце концов, это личное дело каждого, может, у них любовь до гроба. Я деликатно кашлянула в кулак:
— Вообще-то я Надьку ищу…
— А-а-а… — протянула Ирка, пытаясь сосредоточится. — Стаська, это ты!
— Нет, не я. Это папа римский.
— Тебя же Ефим унес…
— Кх-м… Куда унес? — вытаращилась я, холодея. Что здесь вообще творилось?
— Ну наверх…Я ему сказала к дядьке на кровать тебя положить. Ты ж уснула, со стула упала…
«Какой ужас!» — подумала я и густо покраснела. Ну, может, и не особенно густо, но покраснела точно. Не придумав ничего лучше, я спросила:
— А времени сколько?
Юра, до сего момента культурно молчавший и не принимавший участия в нашей интимной беседе, встрепенулся и услужливо сообщил:
— Одиннадцать сорок…
Я схватилась за сердце. Домой хоть не показывайся.
Стас меня со свету сживет и непременно наябедничает маме, которая примется пить валидол и упрекать меня в полнейшей безответственности. Правда, это будет не раньше чем через пару недель, но все равно, я этого ох как не люблю! Ух, шпионище…