Мне она ни слова не сказала. И вообще я к ней вечером зайти хотела. Она сказала, что узнала кое-что интересное…
— А что?
— Так откуда ж мне знать? У меня тогда голова разрывалась, света белого не видела… До расспросов ли мне было? А она говорит, зайди вечером… И на Юру этого косит… Но она такая радостная была… Ну ты понимаешь… На коленках у него сидела.
Надька усмехнулась:
— Я ее радость тоже заметила… Трудно было не заметить. Она на этого Юру словно с цепи сорвалась. И тот тоже рад стараться. На веранду вышла, гляжу — батюшки, пустилась наша Ирина Захаровна во все тяжкие…
Я пожала плечами. У Ирки своя голова на плечах, насколько я успела узнать подругу, довольно умная. Не думаю, что Ирка наделает глупостей. Только вот неплохой сюрприз будет ее ожидать, когда она вернется.
— Как ты считаешь, — прервала мои размышления Надежда, — не могло быть так, что этот.., ну тот, что был в зеленом пиджаке, пришел к ним, а этот Юра — приревновал или еще чего?..
— Мне это тоже в голову приходило, — созналась я, — только объясни мне, с чего он сюда приехал и как узнал, где Ирка живет? Скорее можно предположить, что он тебя бы разыскивал… Слушай, может, Ирка дома? Я имею в виду в городской квартире?
— Действительно, — оживилась Надежда, — я об этом не подумала… Надо следователю сказать… Пойдем!
— Подожди, — ухватила я ее за руку, — я тебе еще не все рассказала…
Коротко изложив подружке свои ночные злоключения, я умолчала лишь о Ефиме. Я дала ему слово о камнях не говорить никому, как бы мне ни хотелось посоветоваться с Надькой, нарушить слово я не могла. Когда я закончила рассказ, на Надьку было страшно глядеть.
Губы тряслись, и сама она сделалась белая, словно полотно.
— И кто это был?
— Не знаю… Темно же было…
— А это не…
— Не Ефим, не Юра, не Коля. Говорю, не знаю…
— А ты… — робко поинтересовалась Надька, — ничего не перепутала?
Почему, интересно, все считают, что я страдаю галлюцинациями? Я, конечно, не спорю, темно было. Очень даже темно, ну и что? Я же не сумасшедшая, чтобы не понять, что мужики что-то зарывают. Зачем нормальным людям идти копать на чужой участок? У них свой собственный — обходить замучаешься. Так.., на чужом копают, если не хотят копать на своем… Мудро, ничего не скажешь…
— Стаська, — вдруг толкнула меня под руку Надька, — оглохла, что ли? Что делать, спрашиваю, будешь? Может, следователю расскажешь?
Любовь к милиции развита у Надежды безмерно. Она всегда утверждала, что это оттого, что ее прадедушка по маминой линии при последнем царе служил в Петербурге жандармом, оставаясь при этом порядочным человеком и отличным семьянином. Однако, по моему разумению, просто Надежда при всей своей внешней суровости отчаянная трусиха.