Сколько уже работаю в команде быстрого реагирования? Почти год, почти целый год. Все-таки не смог поступить по-другому, никак не смог. Зарекался не ходить в Район, да, видно, не смогу без этого больше. А вот с рейдерством все же сумел распрощаться, ведь то, что мне предложили, оказалось выгоднее. Многие меня осудили, это точно, и зря. Да и выгода была не в том, что можно измерить материально, и уж тем более не в денежном эквиваленте.
Мы, оперативники и спасатели, закрываем те бреши, что постоянно возникают в Периметре, а не каратели из внешней безопасности, которые занимаются «зачисткой» неблагонадежных элементов из рейдерской среды. Никто из нас никогда не станет стрелять в бродягу лишь потому, что тот зашел за какой-то там километр. Наше дело свинец, как говорили персонажи одной старой книжки и понимали это совершенно так же, как понимаю и я. Уничтожить группу Измененных, решивших прорваться в населенные пункты и поживиться там чем-нибудь. Или в случае явной неразумности — просто пожрать от пуза. Принять в несколько стволов «пуритан», так сильно любящих делать вылазки в сторону лагерей научников. Выдернуть тех самых ученых из какой-нибудь задницы вроде Колымы, куда они полезли из-за собственной неуемной любознательности. Вот это мы запросто. А вот специально отлавливать рейдеров… это не к нам, это вам вон в ту сторону, где на щите кто-то шибко умный архангела изобразил. Тоже мне, спасители человечества, мать их за ногу.
Интересная штука получается на самом-то деле. Когда год назад мы с сестрой еле-еле выкарабкались из Радостного, оставив под ним своего друга, братьев по оружию и совсем юную девушку из ФСБ, что тогда было главным? Спасти Скопу, и больше ничего. То, что нас подобрали спецназовцы и по какому-то желанию своего командира доставили к тому, о котором ходило столько легенд, было чудом. Танат вытянул ее с того света, смог залатать и надолго оставил у себя, погрузив в глубокий сон. Мне тогда ничего не оставалось, как тоже приходить в себя, изредка прогуливаться по окрестностям и общаться с этим странным типом, про которого раньше только слышал.
Разговоры были странными и неожиданными. Мужчина с темными провалами глаз, три раза в день осматривавший Скопу, мог, казалось, говорить бесконечно. О том, что происходит в городе, о новых фильмах и том, что творится в Северной Америке. О российском футболе и об Измененных, о рейдерах и о политике, о Большой земле и Окраине. Ему все было интересно, и на все находилась своя, иногда казавшаяся мне абсолютно неожиданной точка зрения. Чего, например, стоила мысль о том, что големы являются не просто ходячими полоумными танками, а входят как составляющая в сложный механизм защиты Района от нарушителей границ? И если разобраться, подумав логически, то в чем-то он был прав. Нельзя было не признать, что иногда действия этих лязгающих металлом агрессивных и полубезумных здоровяков явно носили четкий и направленный характер.