В зеленой воде пруда лениво плавали откормленные синие и красные рыбины. Мейа и Унейза закончили шептаться в нише мирадора. Айша снова отерла пот со лба — похоже, еще до обеда придется сменить и платье, и рубашку.
Она снова прислушалась, пытаясь уловить хоть какие-нибудь звуки со стороны Посольского зала. Судьба-насмешница расположила сердце мужской половины прямо за стеной харима, в котором теперь была накрепко заперта девушка. Впрочем, из зала Послов сейчас должна была вернуться ее мать — аль-Хансу из уважения к возрасту и уму допускали на верхние галереи. Там, над знаменитыми тремя подковами арок, в сплошь покрытой узорами сине-золотой резьбой стене, под слепящим глаза сетчатым куполом позолоченного дерева располагались три забранных золотыми решетками окошка — для женщин, которым разрешали слушать совещания сановников. Мать Айши являлась на эти собрания вместе с Зубейдой, старшей женой покойного Омара, Фатимой, третьей — и единственной умной, как мрачно шутила аль-Ханса, — женой эмира Абд-аль-Азиза, и Сулеймой, его любимой наложницей.
Вот уж кого нужно опасаться дурочке-Лейле, вдруг подумалось Айше, — и горечь снова разлилась во рту желчью, от вкуса которой не помогали ни рахат-лукум, ни шекинская халва. «Семнадцатилетней девчонке нечего делать в диване, даже за окном галереи», отрезал брат в ответ на ее просьбу. «Пора тебе подыскать мужа, отец избаловал тебя, Айша».
Вот уж спасибо, злилась про себя девушка, кусая вышитый левкоями край платочка. Чтобы меня каждую ночь водили к нему в спальню четыре хихикающие рабыни, а он бы елозил у меня меж бедер, постанывая и слюнявя мне ухо. А потом, дергая толстым задом, изливал семя, отворачивался и с храпом засыпал. Ну или ставил меня колени и на локти и входил сзади, молотя зеббом и дергая обеими руками за проклятый пояс — «крепче держи поводья!», так напутствовали мужчин Бени Умейя, провожая в спальню к наложнице. А потом, думала Айша, он бы пожаловал меня золотым замком между ног — чтобы с удовлетворением просовывать палец и нащупывать «ключи от рая» под шальварами после каждой отлучки. Вот счастье женщины Бени Умейя! Недаром ибн Хазм в своем трактате «Опровержение опровержений» писал: «Женщины аш-Шарийа пребывают в плачевном состоянии, и мы сами довели их до этого. Мы заперли их в харимах и ограничили их разум и души делами рождения детей и их вскармливания. Вот почему теперь они представляют собой жалкое зрелище — ущербные разумом, не способные толком выражать свои мысли, они даже не смогут сами себя прокормить, если лишатся господина. И в этом причина запустения и нищеты наших земель, ибо число женщин вдвое превышает в них число мужчин, и эти женщины не приспособлены ни к какому полезному ремеслу». Впрочем, братец, светлейший эмир Исбильи Абд-аль-Азиз, не знал, кто такой ибн Хазм.