Я посмотрела на него. На мгновение весь этот блеск его непобедимости и превосходства померк, и он показался мне очень мягким и ранимым.
– А ты не боишься, что они уже ждут тебя на вокзале в Дрездене?
Он покачал головой:
– Они бы не стали так долго выжидать. Если бы у них было хоть малейшее подозрение, они бы уже давно были в поезде.
– И что тогда?
– Они ничего не подозревают. Они считают меня идиотом. Идиотом с почти волшебными способностями, но идиотом.
Это прозвучало очень горько. Я спросила себя, что же с ним делали в этом институте.
Я попробовала бодро улыбнуться. Не знаю, насколько хорошо я вообще умею так подбадривать. В тот момент, мне показалось, вышло не очень удачно.
– Когда мы приедем в Дрезден, – сказала я, от всей души желая показать ему, что я на его стороне, – хорошо бы было раздобыть еще немного денег, чтобы я смогла поехать домой на поезде и мне не нужно было обращаться в полицию. Так они не узнают, куда ты пропал.
Арманд откашлялся:
– Ты, видимо, считаешь это само собой разумеющимся, что ты из Дрездена поедешь домой?
Я остолбенела.
– Чего? Мы же договорились, что я еду с тобой до Дрездена, а потом…
– А что потом? Потом будет видно.
– А теперь давай помедленнее, – взбунтовалась я. – Пожалуйста, не воображай, что я позволю тебе всю жизнь таскать меня за собой.
– А как ты можешь мне в этом помешать?
– Очень просто – сбежать. Как только представится следующая возможность.
Очень умно с моей стороны так подробно сообщать об этом заранее.
– Понятно. Но возможности просто не будет.
– Это тебе так кажется. Сегодня вечером я могла уже несколько раз без труда сбежать от тебя.
– И когда же, например?
– Например, когда мы бежали на трамвай. Например, на вокзале. Мне стоило только броситься в объятия какому-нибудь полицейскому.
Арманд удивленно повел бровями.
– Ca alor! [8] И почему же ты этого не сделала?
Я не знала, что ответить.
– Понятия не имею. Не знаю. Может быть… потому что…
– Может быть, потому что – что? Потому что ты меня боишься.
– Вовсе нет, – раздраженно возразила я. Нет, не раздраженно. Я сама себя запутала. – Можно подумать и о других причинах, по которым я тебя не предала!
– А именно?
– Может быть, это потому, что… потому, что ты… Потому, что я думала…
Я покраснела. Я чувствовала это. Во мне неудержимо поднималась горячая волна. Какое счастье, что наш отсек был освещен только тусклой лампочкой ночного света.
– Может быть, потому, что я в тебя… в каком-то смысле… влюбилась.
Это было сказано. Это было сказано, и я не могла поверить, что я это сказала. Что мой язык узнал об этом раньше, чем мой мозг. Я поглубже вжалась в свое сиденье, в темноту и не отваживалась посмотреть на него. Я не могла себе вообразить, что теперь произойдет.