Спокойствие, на грани атараксии отображалось на лице второго человека. В этом спокойствии тоже угадывалось тайное знание. Это спокойствие, если внимательно присмотреться, сообщало окружающим о его способности знать все и обо всех. Правда, знание это было другого толка. Это было знание Сакья-будды, постигшего суть и в любой момент готового оказаться в нирване, но до сих пор удерживаемого в миру по каким-то своим причинам. Или, скорее всего, знание пофигиста, забившего на всё потому лишь, что это всё он уже видел и ничем его не удивить. И оттого этому незаметному, почти ничем не обозначаемому знанию хотелось верить больше, нежели выставляемой напоказ браваде его визави.
Разговор они начинать не спешили. Тот, кто сидел за столом читал бумаги, перекладывал их из стопки в стопку, принимался за новые, мельком их просматривал и распределял по серым картонным папкам.
Тишину кабинета изредка нарушали лишь уханье тяжелого дырокола, да стремительный скрип авторучки по некачественной обрезной бумаге. Там первый незнакомец время от времени размашисто ставил какие-то росчерки.
Наконец эти занятия ему надоели, он сложил все бумаги в кучу и вперился долгим, немигающим взглядом во второго. Второй никак не отреагировал.
Первый вздохнул, опустил взгляд и полез в ящик стола. Оттуда он вынул перьевую ручку, тюбик чернил, и не спеша, казалось ни на что не отвлекаясь, погрузился в заправку. На самом же деле, раскручивая, заправляя, собирая ручку и делая это нарочито медленно, он то и дело украдкой поглядывал на второго. Тот не реагировал.
Это, наконец, вывело из себя рыжего, он бросил паясничать, убрал перьевую ручку и достал обычную, вынул лист бумаги, положил перед собой и, наконец, спросил:
- Фамилия?
Как уже догадался вдумчивый читатель в комнате с высокими, арочными окнами начинался допрос.
Каждое утро я просыпаюсь под пение райских птиц. Их сладкие голоса наполняют собой дивные сады с причудливыми цветами. Солнце бьется сквозь ветви и листья, благословляя эти места на новый день. Теплый ветер лижет верхушки южных деревьев, никогда не знавших мороза, расслабленных и вечно юных. Они подставляют свои листья под ветер, под солнце, сладостно перешептываются, напитываются новой жизнью.
Эти божественные звуки: и ветер, и шелест листьев, и пение птиц, и журчание чистых прохладных ручьев смешиваются в диковинную, неземную мелодию.
Она будит меня каждое утро, высвобождаясь и разливаясь вокруг, доносясь из моего мобильного телефона. Полифония сердца, заключенная в маленький, бездушный аппарат. Сама природа, пожалуй, не сможет произвести эти звуки так ярко и реалистично. Я просыпаюсь, и вместе со мной в каменные джунгли Прёта приходит новый день.