Итак, Краснобаев кутит с дорогущими профурсетками в Куршавеле и попадает во французскую тюрьму за нарушение местных представлений о нравственности, чукча увлекается футболом, Вексельрод покровительствует изящным искусствам и имеет крупнейшую в мире коллекцию яиц Фаберже, Потапов яростно благоустраивает детские дома, возводит приюты для стариков, Бататов строит олимпийские объекты в Сочи и шумно, напоказ радеет о здоровье нации, а кто же он, Григорий Драбкин, среди всех этих футболистов-гедонистов, меценатов, женолюбов, примерных семьянинов, православных христиан? Пристрастия, слабости? Дорогие капризы, грехи? Он слыл закрытым, прозывался «наиболее таинственным», в приватное свое существование никого не впускал; о, господи несуществующий, с какой бы радостью он предъявил заждавшемуся миру жену, детей. Но о жене поговорим отдельно, о детях — с лечащим врачом.
В свете последних событий он, Драбкин, сделался невыездным. Дал подписку, изъявил готовность тесно и добропорядочно сотрудничать со следствием. Объяснил: да, этот горе-спецназ, составленный из обворованных дочерней структурой «Базеля» отставников, действительно пришел за ним, но это был скорее жест отчаяния — не тщательно спланированный акт, и, он уверен, взрыв в гостинице и этот неуклюжий и бессмысленный захват заложников никак не связаны. Обвинить его не в чем, перед законом он чист. Впрочем, людей с нездоровым сознанием в этой стране предостаточно. Взять хотя бы того же Подвигина, обезумевшего от горя, — действительно ведь мог Григория убить. Выходит, он, Гриша, дважды спасенный. Сначала его вывел-вытащил из гостиницы Подвигин, не зная, не подозревая, что он, Григорий, — это он; потом его не выдал Сухожилов, который знал Григория в лицо гораздо лучше, чем все эти го ре-налетчики, вместе взятые. За что такая щедрость? Кто нацепил на него при рождении вот эту рубашку? Нет, Гриша бесконечно далек от того, чтобы видеть во всем произошедшем руку провидения. Драбкин в Бога не верит, потому что слишком хорошо, предельно верно понимает, зачем Господь так нужен человеку. Необходим настолько, что человек не мог Его не выдумать.
Бог — порождение страха и ничтожности человека перед лицом природных стихий. Слишком уж по «Словарю атеиста» выходит, но кто сказал, что истина не может быть примитивной, что ей запрещено быть оскорбительно прозаической? Ну ведь верили же первые охотники и собиратели, что бога огня, дождя или грома возможно задобрить, купить, предложить ему в обмен на снисхождение тушку птицы, туесок земляники; значит, бог в их представлении думал точно так же, как они сами. Был корыстен, прожорлив, капризен, отходчив, чувствителен к лести и самолюбив. Ну а дальше с усложнением человеческого сознания усложнялось и понятие о прожорливом божке, который из свирепого и зверолицего становился добрым, благостным, «интеллигентным», вместе с человеком, так сказать, поднимался с четверенек, распрямлялся в полный рост. Классическая роза христианства постепенно прививалась к первобытному дичку; не Господь спустил своим евреям десять заповедей, но евреи написали для Него Уложение о сострадании и других Господних качествах.