Драбкин мог предположить и охотно даже допускал существование некой высшей силы, но если эта сила существовала и существует, то она была и остается ледяным бездонным космосом, неким доматериальным, довербальным, до-сознательным клубящимся туманом, некой матрицей не смыслов — обстоятельств, непрестанно генерируемых и швыряемых в мир атмосферными осадками. И, конечно, эти обстоятельства не касаются ни покупки машины в кредит, ни спасения конкретно Гриши Драбкина, а сводятся к таким ничтожно-мимолетным пустякам, как движение мирового ледника со скоростью километр в тысячелетие, ну, к какому-нибудь СПИДу, ну, к какой-нибудь чуме, ко всему, что совершается не посредством рук человеческих. Если Бог и думает о нас, то думает не по отдельности, а в целом, да и думает ли, смотрит ли: парниковый эффект, потепление, мировые войны, миллионнократное ускорение передачи информации — все это дело наших рук, все это следствие бездарной, глупой и исключительно нашей, человеческой саморегуляции, результат предоставленности человека самому себе. Геликоптеры, пароходы, небоскребы, мировые тенёта, веб-два-ноль, биржи с их искусственной системой ирригации для символических финансовых потоков… — да этот довербальный, клубящийся туман там, наверху, не знает попросту, как с этим всем обращаться. Вседержитель, посаженный за штурвал самолета или в кабину локомотива, беспомощен, как ребенок.
Бог нужен слабому: не можешь обеспечить себе достойный уровень существования, не можешь совладать с давлением физических законов голода и смерти, не сотворен природой сильным и красивым — верь. Что наказан за грехи, что платишь за грехи родителей или веришь в безликую, слепую, неумолимую судьбу, в бездарное и глупое «не повезло». Мечтай о перемене участи на любую другую. Жалуйся. Пиши заявки. «Я, имярек, незаслуженно обделен, не по вине наказан и достоин лучшего». Если бы Бог был суммой нравственных требований высшей силы к человеку — это бы, наверное, еще куда ни шло. Так ведь нет, Он — напротив, сумма требований человека к высшей силе; совокупность наших прошений — пожалей, облегчи, подари, защити, избавь.
Он, Гриша Драбкин, ничего ни разу ни у кого не попросил и никому ни разу не пожаловался. Какой же он «никакой»? Он — сильный. Не потому что создал, сконструировал громаду «Базеля» с нуля — по законам земной, человеческой инженерии, — не потому что так вот взял и поднялся, а потому что терпел и не жаловался. В известном смысле, в «человеческом и слишком человеческом», сотни тысяч мужчин счастливее его (они и мужья, и любовники, и отцы), но они умоляют о помощи, жалуются — ни упрека не слетело с его губ. Он, как та рыбешка, как тот бесхребетный малек, от которого, по стародавнему поверью Дарвина, произошел человек, еще побарахтается — авось и сумеет перейти в новое качество, развиться в полноценную, с телесным низом и духовным верхом, особь. Заработает. И жену, и детей. Дождется, дотерпит. Организует. Не мытьем, так катаньем. Сперматозоиды в семенных мешочках Гриши — в силу врожденной патологии бездвижные — с недавних пор, по результатам последнего обследования, зашевелились. Не все — один из миллиона, — но надежда есть. А вернее, не надежда и не вера — рационально допустимая способность, сосчитанная вероятность. Да, им, Гришей, купленная, да, столь же дорого оплаченная, как арктическая вода, как последний глоток чистого воздуха. Но он заработал — не выпросил. Сам.