Как понял Лайам, забот у Котенара хватало. Он не только усердно служил своей генеральной богине, но, освоившись, стал восстанавливать заброшенные святилища иных таралонских богов, ухаживал за алтарями, возносил соответственные молитвы. Предшественник Котенара, жрец бога войны, был, по-видимому, не очень радив, и, упомянув о нем, иерарх покраснел от негодования.
— Ленивый, вздорный, ограниченный человек! Вы и представить не можете, в каком состоянии я нашел эти храмовые постройки! Запустение, мерзость, позорище, оскорбление всех светлых чувств… Нет-нет, такое увидеть я никому не желаю!..
Лайам, уверенный, что все это не так уж и важно, попросил Котенара не отвлекаться.
— Я отвлекаюсь? Простите! Но… оскверненные алтари! Ладно, друг мой, последуем дальше. Я поселился в Хоунесе, в своей родной деревушке, и принялся понемногу возвращать людей под крыло почитаемых в Таралоне богов. Они закоснели в неверии, мне приходилось подолгу беседовать с ними. Вера вливалась в их души помалу, встречая сопротивление, меня недолюбливали, пытались вредить. Но голос мой постепенно сделался слышен, и многие возвращались на праведный путь. Платили положенную десятину, приносили дары, посещали службы. И помогал мне во всем этом граф Райс. Будучи не только владетелем восточного побережья, но и человеком благонравным и добрым, он многое сделал для укрепления веры…
Почуяв, что иерарх подбирается к главному, Лайам горячо закивал и спросил:
— Что же произошло?
Котенар вздохнул.
— Полгода назад граф заболел. Его стали мучить колики. Его внутренности терзала жестокая боль, он жаловался, что их словно бы пронзают раскаленным железом, его била дрожь, он весь горел. Сейчас в это трудно поверить, но наш граф находился на грани жизни и смерти — и уже месяц как не вставал. К нему призывали лекарей, знахарей с травками, ему пускали кровь, для него ловили самых отборных пиявок. Посылали даже за колдунами — не помогало ничто. Я был все время при нем, я неустанно молился о его исцелении и побуждал самого графа обращаться к богам. До некоторого времени он охотно прислушивался ко мне. — Котенар судорожно вздохнул. Воспоминания были слишком болезненны. — И тут появилась она. Аспатрия, ведьма, искательница теней. Я никогда не встречался с ней до этого часа. Мы были напуганы, граф умирал, она вошла к нему и провела с ним всю ночь. Мы ожидали, глядя на закрытую дверь. Когда ведьма ушла, граф заперся изнутри и не впускал ни меня, ни слуг целые сутки. Мы боялись за него, мы стучались и даже хотели выломать дверь, но граф прикрикнул на нас, и голос его был удивительно бодрым. Наутро граф вышел к нам — здоровый, веселый. Мы и не надеялись на такое. Он послал ведьме дары и в тот же день отправился объезжать свои земли. Он снова стал прежним, наш господин, — он смеялся, шутил, он ласково обращался со всеми, но от меня отвернулся. Он объявил, что не желает больше видеть меня, и запретил мне появляться в его доме. Я… я вернулся в Хоунес и продолжил свой труд в одиночку.