Лайам прислушивался к напевному бормотанию ведьмы, не забывая поглядывать в коридор.
«Ты уверен?»
«В камере, кроме них, нет никого. Думаю, кто-то держит животное на руках, хотя мне этого и не видно».
«Ладно, — скривился Лайам. — Делай как знаешь. Но, как только процедура закончится, немедленно всех усыпи».
«Да, мастер».
Бормотание, шарканье, скрипы, шуршание. Кто-то закашлялся, кто именно — Лайам не разобрал. Он вцепился в прутья решетки, умоляя свое божество попридержать стражника в тупике.
Все звуки, кроме напевного бормотания, смолкли.
«Пентаграмма завершена».
Распев оборвался.
«Фануил, ты готов?»
— Все готовы? — еле слышно спросила ведьма.
— Да, — ответил граф, что-то лязгнуло. Он обнажил кинжал, понял Лайам.
«Ох, мастер…»
Вновь послышался кашель, но странный, глухой, потом женский голос воскликнул:
— Нет, только не в круг! — Затем на голову Лайама словно что-то свалилось. Глухой резкий удар сопровождался треском и стуком.
«Что это?!»
«Думаю, квестор Проун, — откликнулся Фануил. — Он рухнул на койку».
«Почему?»
«Он — жертва».
Кровь отлила от лица Лайама, он мгновенно вернул дракончику слух и завладел зрением фамильяра.
Дракончик уже сидел в отверстии водостока, он мог погибнуть, раздавленный рухнувшей тушей, но вовремя среагировал и успел отступить. Теперь вся камера была у Лайама на виду, и то, что он видел в ней, — ужасало. Прямо перед ним поверх обломков тюремной койки валялся Проун. Искаженное лицо квестора — с глазами навыкате и вывалившимся изо рта языком — было повернуто к сливу, кровь окаймляла его, словно бородка. Над убитым стояли граф Райс и Аспатрия, они смотрели на пентаграмму. Там, в ограниченном синими линиями пространстве, тяжело ворочалась еще одна туша, покрытая белой вытертой шерстью. Это был тот самый демон, который убил Грациана. Рогами чудовище задевало светильник под потолком.
«Тварь здесь! — думал Лайам, впадая в тихую панику. — Тварь уже здесь!»
«Еще не поздно — вклинился в его мысленные причитания Фануил. — Мастер, верни мне зрение».
Несколько бесконечных мгновений Лайам смотрел на демона, на его молочно-белую морду, на кривые сверкающие рога. Аспатрия что-то говорила чудовищу, но что — Лайам не слышал.
«Мастер!»
Он с огромным усилием закрыл глаза и тут же открыл. И увидел стражника, идущего по коридору. Тот молча приближался к нему с обнаженным мечом в руке.
— Эй! — крикнул Лайам. — Эй! Иди сюда! Стой!
«Дело сделано, мастер», — сообщил Фануил.
Не проронив ни слова, стражник прошествовал мимо. Глухой шлем с закрытым забралом тускло блеснул, меч, отразив свет, идущий из камеры, сверкнул серебром.