— Где я?
— В хате, — Алексашка обрадованно заглянул на полати. — Полегчало малость?
— Огнем палит!
Подошла Марфа. Черпала ложкой мед, настоенный на зелье, и давала его Фоньке. Фонька снова впал в беспамятство. А к вечеру пришел в себя, сказал Алексашке:
— Помру я, Алексашка…
— Чего это тебе помирать? Не такое случается — посекут и живы остаются. Или забыл, как тебя в Полоцке полосовали?
— Помру, — твердил Фонька. — Не вынесу…
— Вот заладил свое! Отлежишься у Марфы, сядешь снова в седло. Помни, Фонька; мне да тебе помирать еще час не пришел.
Ночь Фонька спал спокойно, не стонал. А утром попросил есть. Марфа сварила ему кулеш. Повеселел Алексашка. А через день он прощался с Фонькой.
— Когда поздоровеешь, ищи загон под Хлипенем. Гаркуша говорил: там будем стоять..
— Если даст бог…
Тяжело расставаться с другом, да ничего не поделаешь.
Казаки седлали коней, приторачивали к седлам походную утварь и снаряжение. Разговоры вели о мире, который учинил гетман Хмельницкий, и прикидывали, сколько еще понадобится войска, чтоб разбить Яна-Казимира.
— Выводи-и! — послышались команды сотников.
— Идем на Хлипень!
Вытягивается сотня за сотней из леса к старой, давно забытой дороге. Дорога раскисла, в липкой густой грязи тонут копыта коней. Над лесом, над дорогой и полем — туманная осенняя дымка. Натянув поводья, Гаркуша сдержал нетерпеливого жеребца, смотрит, как движется войско. Увидав Алексашку, взмахом руки подзывает его к себе.
Что атаман хочет, Алексашка не знает, но зря останавливать не будет. Искоса поглядывает на атамана, и мимо воли видится ему широкоскулое, смуглое лицо Небабы. Гаркуша только помоложе и потому статней. Не отрывая глаз от войска, говорит:
— Идем на Хлипень.
— Слыхал, — ответил Алексашка.
— Что там деется и стоят ли рейтары — знать не знаем. А надо знать. Подбери пятерых мужиков из своих. Поведет Любомир, и сядете в засаду под Хлипенем. Если в город придется заходить — тебе выпадет. Надевай свою старую свитку.
— Так, атаман.
— Скачи к Любомиру и — с богом!
Алексашка кивнул. Любомира настиг в голове загона. А ему еще вчера было известно, что пойдет с ним Алексашка.
Шли на рысях почти весь день. Дорога вывела к большому, обсаженному березами шляху. Кое-где маячили старые, обомшелые и покосившиеся, неведомо кем и когда поставленные верстовые столбы. Остановились у одного и решили, что это дорога на Речицу. Поехали с опаской. Вскоре увидели старого козопаса. Пастух бросил стадо, ударился бежать.
— Батька! — крикнул Алексашка.
— Чего пужливый такой, батька? — остановил его Любомир.