— Куда едешь?
— В Логишин утварь везу… — придержал Шаненя коня..
— Поворачивай назад! — рассерженно приказал часовой.
— Чего кричишь, добрый человек? Купцам нонче ворота открыты.
— Не видишь, баранья твоя голова?! — стражник кивнул на ворота. — За стеной казаки. Велено не выпускать никого из города и врат не открывать кому бы то ни было.
— Вот оно что. И купцам уже дороги нету?
— Казакам все одно, купец ты или куничный… Порубят…
Шаненя покачал головой. Но уже было хорошо и то, что стража заговорила.
— А знаешь, мы через шляхетный мост проехали Пину. Там стража пустила.
— Не мели. И там наглухо закрыто.
— Не веришь?! Вот те крест, проехали…
Часовой не заметил, как Любомир взобрался на лестницу и высунулся над стеной по пояс. Снял малахай, снова надел. Лестница скрипнула. Часовой схватил в обе руки алебарду.
— Слазь!
— Чего испугался? — удивился Любомир. — И поглядеть нельзя, что там за казаки…
— Слазь, нечистая твоя душа! Не то… — и замахнулся алебардой.
Любомир поспешно соскочил: со стражей шутки плохи. Отошел к телеге, прислушался. За стеной, в стороне леса, трижды прокричал филин. Отлегло сердце — заметили.
— Что делать будем? — нарочито громко спросил Шаненя.
— Видишь сам, гонит воин, — с обидой ответил Любомир. — Придется поворачивать оглобли.
Переглянулись промеж собой. В лесу казаки уже, наверное, сидят на конях. Ждут. Тянуть дальше нельзя. К воротам может подойти свежая стража.
Шаненя начал разворачивать коня перед самыми воротами.
— Стой, атоса слетела! — предупредил Любомир.
Часовой не хотел смотреть, как надевали атосу. Приставил алебарду к стене и приник к амбразуре. Был подходящий момент, и Любомир воспользовался им. Выхватив кинжал, пырнул часового, и тот, схватившись за бок, покатился по земле. Второй часовой не сразу сообразил, в чем дело. Но когда опомнился — было поздно: Любомир занес над его головой алебарду:
— Не шевелись! Убью!..
Шаненя, сбивая о железо руки, тянул ржавый, непослушный засов, он скрипел, но поддавался. Пронзительно взвизгнули тяжелые створки ворот. Шаненя и Алексашка навалились на них, и они разошлись.
Сжав до боли зубы, Шаненя напряженно всматривался в лес. Нет, ему не мерещилось. К воротам, сверкая саблями, уже мчались казацкие сотни. Они близко, совсем близко. Топот копыт все сильнее и раскатистее. Казаки пригнулись к гривам… В стороне Северских ворот гремит выстрел — черкасов заметила стража. Но теперь поздно!..
Шаненя и Алексашка отбежали от ворот, и первые всадники с криком и гиканьем ворвались в Пинск.
— Слава!.. — несется по сонным улицам.