«А черкасы де, государь… польскую и литовскую землю воюют, а в зборе де, государь, черкас тысяч з десять и воевали Быхова города и Могилева города уезды… А у черкасов де, государь, с поляки учинилася ссора за веру и белорусцы де к черкасам приставают…»
Из отписки в Посольский приказ Великолуцкого воеводы Д. Великоганова.
Окруженный лесами и болотами Пинск жил, казалось, обычной спокойной жизнью. С утра на рынке суетились бабы. В шляхетном городе стояла тишина. Но спокойствие было обманчивым. В шляхетном городе этой ночью не спали. Пан Лука Ельский ходил по комнате, заложив за спину руки. Тревожные мысли целую ночь не давали покоя: слишком внезапно оказался Небаба под стенами города. Ельский ожидал казаков, но позднее. Был уверен, что к этому времени ближе подойдет к городу войско стражника Мирского.
В доме пана Скочиковского полутемно. Маленькие окна прикрыты ставенками. Пан Скочиковский тоже не спит. В корзину уложил собольи и куньи меха, одежду. Поразмыслил и решил, что черкасы народ опасный, и ежели появились они под стенами города, то вовсе не для того, чтоб погарцевать на виду и снова уйти в лес. И чернь не преминет свести счеты. Только теперь подумал, что Шаненя хитрющий мужик. Куда употребляет он железо, неизвестно. Да бог с ним! Скочиковский решил уехать из города. Но ворота все заперты, и к ним приставлена стража. Если только шляхетным мостом через Пину?
На базарной площади людей поубавилось. Ни горячего сбитня, ни пирогов с капустой, ни меда. Бродят мужики, ожидая новостей. Возле них шатается обезумевший Карпуха.
В мужицких хатах всю ночь, как в ульях. Шепчутся, прислушиваются, не слышен ли топот копыт? Ждут, когда ударят черкасы по городу. Пусть бы только ударили! Тогда уж выйдут на подмогу. В хатах топоры и вилы под руками. Клокочет в мужицких грудях ненависть.
Пропели петухи. Шаненя, Алексашка и Любомир вышли из хаты. На дворе было зябко — кончался сентябрь. Небо по утрам затягивало серой, плотной дымкой. Порыжевшие листья кленов и берез устлали землю. Ветер гнал по Пине мелкую рябь.
Любомир пригладил ладонью волосы, окинул взглядом Шаненю и Алексашку:
— Ну что, поедем?
Шаненя хлопнул вожжой по крупу лошади, и она потянула воз с нехитрым багажом ремесленника: седелки, хомуты, десяток колес и новые железные обода. Молча тронулись за телегой Алексашка и Любомир, Алексашка шел и старался не думать о предстоящем деле. Тревожные мысли были только помехой. Еще издали, когда показались Лещинские ворота, Алексашка увидел стражу — двух часовых с алебардами. Они стояли у закрытых ворот. Один из них поглядывал в амбразуру. Подъехали ближе и остановились. Часовой в шлеме и кирасе недобро посмотрел на Шаненю: