— Эй, отворите!
За воротами послышался спокойный, чуть хрипловатый голос.
— А ты кто будешь?
— Трубач войска его милости маршала и полковника…
— Ой, матка ридна! Якэ панство до нас…
— Откройте врата! — просил трубач.
— А что надобно тебе?
— Несу письмо полковника Пинского повета и войта пана Луки Ельского.
— Ты ему и труби, пану… Знаешь куда?
— Зело дерзок ты на язык, — обиделся трубач.
— Кому письмо? — спросил другой голос.
— Черни и посадским людям…
— А чернь, что, по-твоему, не люди, лихо твоей матери! — зло выругался казак.
— Замолчи, Юрко! — строго приказал голос. — Что в письме том?
— Читать буду.
— Напиши пану, колы гавкав вин з гаковныць, уси пацюки здохлы от переляку.
За воротами раздался дружный смех.
— Тишей! Ржете, ако кони… Пан Лукаш универсал прислал. Сейчас читать будем… Распускай ворота!
Пан Ельский смотрел, как медленно разошлись створки тяжелых ворот, и в город вошли трубач с мужиком. Войт поковырял сухой травинкой в зубах, сплюнул и посмотрел на пана Мирского. Стражник понял войта и пожал плечами.
— Чернь труслива и расчетлива. Не думаю, чтоб хлопы и ремесленники рисковали головами баб и детей во имя черкасов. — Пан Мирский склонился к уху войта. — Я уже послал двух мужиков в город. Посмотрим. Мужики на посулу падкие.
— Я хотел бы верить, ясновельможный, — войт не отрывал пристального взгляда от ворот. — Но все они: мужики и бабы, и дети — подлые схизматы.
— И схизматы дорожат головой…
Прошел час, а ворота не раскрывались. Пан войт нетерпеливо вздыхал и все больше уверялся в том, что черкасы изрубили трубача. Решил: если это так, то кара будет вдвое суровей. Не положено ни пленять, ни казнить послов. Прошел еще один томительный час. И долетел до слуха тревожный звон церковных колоколов.
— Набат? — насторожился пан Мирский.
— Так, набат…
Возле ратуши собралась толпа мужиков и черкасов. ІІІум и гомон. Небаба поднял шапку, помахал ею:
— Тишей!.. Слушайте, люди, Лукаш Ельский универсал прислал работному люду и холопам.
— Читай! — предложил Шаненя. — Послушаем.
Небаба показал трубачу на телегу, и тот, взобравшись, стал рядом с атаманом.
— …«По определению божию и начальства его, войска королевства Польского, находящиеся под предводительством князя, его милости господина гетмана великого княжества Литовского, с сильною артиллериею к Пинеску стянулись и с помощью божиею хотят взять город и всех бунтовщиков и изменников наказать огнем и мечом… Будучи войтом вашим и не желая, чтобы дети невинныя и пол женский столь строгой справедливости карою обременены были, горячо упрашиваю его милость предводителя войск… чтобы они мне, для извещения вас, а вам для образумления, дав несколько времени, святой справедливости руку остановили; в чем вы познали бы ваши объязанности к королям, господам вашим, это изменническое ваше настроение оставили, а головы свои наклоняя к покорности…»