— Не поменяетесь ли вы со мной местами?
Не желая привлечь к себе внимание пассажиров, мне не оставалось ничего другого, как подняться, позволив мужчине встать, а женщине сесть на его место. Затем я снова опустился в свое кресло, как раз перед тем, как самолет качнуло в сторону.
— Здравствуй, милый, — погладив меня по руке, сказала она. — Не целуй меня здесь. Господи боже, до чего же тебе идет форма!
— У меня и не было никакого намерения целовать тебя где бы то ни было, — холодно отозвался я.
Ее голубые глаза были полузакрыты, а уголок рта чуть приподнят. Если рассуждать объективно, ничего плохого я не видел, но я был не в настроении смотреть на Лили Роуэн объективно. Я уже где-то рассказывал, как впервые встретился с ней за изгородью пастбища, принадлежавшего одной из ферм под Нью-Йорком. Эпизод этот начался с того, что я попался на глаза быку на этом самом пастбище и что, когда я добрался до изгороди, мой вид и чувство собственного достоинства меня мало волновали. Тем не менее мне удалось перепрыгнуть через изгородь и, прокатившись ярдов десять по земле, кое-как встать, когда какая-то девица в желтой рубашке и брючках захлопала в ладоши и насмешливо протянула:
— Восхитительно, Эскамильо! Давай-ка еще раз!
Это была Лили. Одно пошло за другим. Потом еще. Пока наконец… Но сейчас…
— Эскамильо, милый! — стиснув мне руку, повторила она.
Я посмотрел ей в глаза.
— Послушай! Я не встаю и не обращаюсь с просьбой к кому-нибудь из пассажиров поменяться со мной местами только по той причине, что я в форме, а служба в армии требует держаться с достоинством в общественных местах. Мне хорошо известно, что ты способна вести себя, как невменяемая. Я же намерен читать газету.
И развернул «Таймс». Лили засмеялась горловым смехом, который когда-то казался мне очень привлекательным, и расположилась в кресле так, что ее плечо касалось моего плеча.
— Иногда, — сказала она, — мне хочется, чтобы в тот день три года назад бык забодал тебя. Я никогда не думала, увидев тебя прыгающим через изгородь, что мы дойдем до этого. Ты не отвечал на мои письма и телеграммы. Поэтому я поехала в Вашингтон разузнать, где ты, и добраться туда — и вот я здесь. Я, Лили Роуэн! Эскамильо, посмотри на меня!
— Я занят газетой.
— Господи боже, до чего же ты хорош в форме! Очень мужественный. Неужто ты не потрясен тем, что мне стало известно, каким ты летишь рейсом, и сесть в самолет раньше тебя? Разве я не умница?
Я промолчал.
— Ответь мне, — потребовала она, и в ее голосе послышалось раздражение.
Она была способна на все.