В перерыве кто-то из присяжных уже набрался в буфете и кричит на весь зал:
— Захочу — обвиню, захочу — оправдаю!
Перун в своем напутствии просит руководствоваться только внутренним убеждением, здравым смыслом и совестью, сами ведь знаете, говорит, закон что дышло, виноватого кровь — вода, а невиновного — беда, без рассуждения не твори осуждения, за чужой щекой зуб не болит. И добавляет:
— Помните: не нужно бояться великодушия — оно никогда не развращает, а лишь облагораживает, даже дурных людей.
Не успели выйти, как уже возвращаются, подталкивая друг друга.
Все встают. Старшина крестится на образ и, откашлявшись, произносит:
— Все живые существа ищут счастья и избегают страдания.
И начинается будущее.
Ребенка у Мокоши отнимут и отдадут в приют, где жарко топят и оставляют на ночь голыми в кроватках на пустой клеенке — чтобы не стирать лишний раз.
Сама она в тюрьме наплачется, потом товарка научит притвориться умалишенной.
— Вот увидишь, — скажет, — сначала переведут в буйное, а там комиссию назначат — и никакой Колымы.
Мокошь станет ночами истошно орать, выть, ругаться, обнажать половые органы, обмазываться собственными испражнениями. Ее и вправду переведут в буйное, где служители молчат и ходят для тишины в валенках. В комиссии будет опытный врач, который шепотом скажет молодому коллеге, только что закончившему курс и вообще первый день на службе:
— Проверить симуляцию, Дмитрий Михайлович, очень просто…
— Николаевич, — поправит покрасневший дебютант, глядя, как Мокошь мочится прямо на ковер, стоя, не присев, только задрав юбку.
— Разумеется, прошу простить, Дмитрий Николаевич, после бессонной ночи, знаете, и не то забудешь. Арестантка двойню рожала — пришлось помучаться. Мальчик и девочка. Сколько уж принял, а каждый раз радуюсь, как студент. Спрашиваю ее, как назовете? А она: Саша и Саша. Да кто ж так делает? — удивился. А мне все равно, в честь отца. Да какая уж честь, говорю, он человека зарезал! А она мне: и правильно сделал, что зарезал! Вот так вот, Дмитрий Михайлович! А с этой дамой мы сейчас раз-два — и готово! Вот смотрите!
И скажет громко:
— Надо дать ей хлороформу! Она уснет, и припадок пройдет!
И поднесет Мокоши, корчившейся в судорогах на полу, понюхать мятного масла.
Та постепенно станет слабеть, замрет и успокоится.
— Вот видите, Дмитрий Михайлович, как все просто. У них это называется «косить». Каждый ломает тут ваньку, будто перед ним недоумки, а к северному сиянию в нетопленый барак снежок жрать никто не хочет. Давайте я вам покажу, как заполнять бланк освидетельствования!