Я осознала, что оказалась в ловушке, которую сама и поставила. Если я хотела удержать Уильяма в своей жизни, я должна была вырвать даже самую маленькую крупинку любви, что к нему испытывала.
И я преуспела. Но подобная радикальная эмоциональная хирургия не делает различий. Не только мои чувства к Уильяму наталкивались на кирпичную стену, пытаясь найти опору. Медленно, постепенно таяло и то, что я чувствовала к Джексону. Где-то по дороге я потеряла связь с лучшей частью самой себя.
— Элла! — напоминает о себе Уильям. Инстинктивно мне хочется сказать «нет». Чтобы пережить случившееся на Кипре, мне потребовались резервы, которые теперь уже исчерпаны. И одна мысль о самолете до Нью-Йорка заставляет мое сердце дрожать от страха. Вдобавок я брала в последнее время слишком много отгулов. Ричард Ангел жаждет моей крови; взять еще парочку незапланированных отгулов — значит подарить ему великолепный повод меня уволить.
Перед взглядом расплываются записи из истории болезни. После всего, что случилось в последние шесть недель, потеря работы, кажется, уже не имеет серьезного значения в общей системе ценностей. Ведь я нужна Уильяму.
Я закрываю папку.
— Конечно, я полечу с тобой.
Не могу перестать думать о Хоуп. Или вопреки всему жалеть, что она не моя дочь.
Уильям пробуждает меня от фармакологической комы, когда мы уже приземляемся в аэропорту Кеннеди. Берем желтое нью-йоркское такси до маленького отеля, по счастливой случайности поблизости от Пятой авеню — моей личной шопинг-нирваны; по дороге я пытаюсь сбросить похмелье после ксанакса.
Костлявая прыщавая латиноамериканка вводит нас в просторное помещение, обитое деревянными панелями, с дубовым полом и огромной, с белыми простынями кроватью под балдахином. Комната благоухает живыми цветами; в ванной, окруженный незажженными ароматизированными свечами и стопами пушистых полотенец, стоит старомодный умывальник на изогнутых ножках. И все это в самом центре Манхэттена: могу вообразить, сколько стоит номер.
— Одобряю твой вкус, — замечаю я, вонзаясь зубами в спелый персик, взятый из вазы на старинном буфете. — Падение в зените славы.
— Под гул орудий, — соглашается Уильям, — и разговоры о падении…
Я со смехом увертываюсь от его любовной атаки. С подбородка у меня капает персиковый сок.
— Дай мне сначала принять душ, потом посмотрим.
— И так всю жизнь, — сетует Уильям, стягивая галстук и доставая «Блэкберри». — Ладно, мне еще нужно сделать пару звонков, так что увидимся внизу. На вечер что-нибудь из итальянского?
— Смотря какого рода. Он умеет дышать через уши?