Провожу ладонью по лицу в попытке стряхнуть накопившуюся усталость. В последнее время я что-то стал неважно спать. Бэт сейчас не в самой блестящей форме. Продолжаю цепляться за мысль, что она просто скучает по мальчикам, что наши отношения не катятся в очередной раз по наклонной. Да, дома у меня сейчас хлопот полон рот. Конечно, и Кейт в таком возрасте… У матерей с дочерьми вечные проблемы в отношениях даже в нормальной семье.
А теперь и Элла. Не угадаешь, как дальше пойдут дела. Внезапно остаться одной, свободной и доступной — после стольких лет…
Надеюсь, ей не начнут приходить в голову какие-нибудь идеи насчет нас. Вроде бы она относится ко всему спокойно, как обычно, и все же никогда не знаешь наверняка. Я пару раз уже ловил себя на том, что играю в старую игру «а если?». В общем и целом, Джексон со своей смертью запустил лису в курятник.
Жужжит мобильник.
— Кейт! — радостно восклицаю я. Добровольный телефонный звонок от семнадцатилетней дочери — редкая почесть. — А я как раз думал о тебе…
— Пап, — перебивает она. — По-моему, тебе стоит приехать домой. Быстро.
Открываю дверь. Дом встречает меня холодом и тишиной. В ноздри мгновенно бьет запах гари. Отшвырнув кейс, бросаюсь на кухню. Обнаруживаю в духовке обуглившиеся останки пирога с мясом и ливером, который поставил туда в шесть утра. Со всей силы ударяю кулаком в стену. К черту, Бэт. Может, я и не Джейми Оливер[8] на кухне, но я встал с петухами, чтобы успеть почистить долбаную морковку. Все, о чем я попросил, — достать долбаную форму с пирогом из духовки утром! Неужели так много?
Швыряю почерневшую посудину в раковину и пускаю горячую воду, с трудом сдерживаясь. Она не виновата. Она не виновата. Но, Господи всемогущий, я тоже не виноват!
Дверь в комнату Кейт закрыта. Оттуда слабо доносится низкое буханье музыки. Подношу руку, чтобы постучать в дверь, потом передумываю. Кейт довольно здравомыслящая девочка, но ведь, в конце концов, она еще ребенок. Нормально, что она западает на поп-звезд и шмотки, волнуется из-за экзаменов, пусть и не помогает мне собирать нашу семью воедино, когда ее мать все разваливает. В очередной раз.
Нахожу Бэт в спальне. Она сидит на краю незаправленной постели в бесформенной розовой фланелевой пижаме, свесив ноги в махровых тапочках. Насколько я могу судить, она не пошевелилась с самого моего ухода.
Меня переполняет дурное предчувствие. Такой я не видел ее много лет — с тех пор как Сэм был маленьким. Обращаюсь к ней по имени; она не отвечает. Даже когда я усаживаюсь перед ней на пол и зову снова, на ее лице не проскальзывает и тени узнавания.