Внезапно парочка прекращает обниматься. Женщина распахивает дверцу со своей стороны, и внутри становится светло. По-моему, я ее знаю. У нее хорошо запоминающиеся рыжие волосы, непослушно торчащие в стороны как ржавые пружины. Вот черт! Это же врач, она лечила Сэма, когда тот только родился! Каждый год меня таскали на его ежегодные осмотры, пока ему не исполнилось лет пять. Разумеется, папу я узнала сразу.
— О Боже, — бормочет Дэн. — Ты уверена?
— Ну конечно, уверена.
— Может, ты ошиблась? Может, он просто подвозил ее?..
— Подвозил? А мне-то показалось, что она скорее была на вершине блаженства.
— Может, это просто невинный…
— Слушай, я не могла не так понять, или выдумать, или что-то в этом роде, ясно? — огрызаюсь я. — В сущности, мой папочка залез языком едва не в горло другой женщине, и это было не искусственное дыхание, понятно?
— Теперь ты расскажешь маме?
Наблюдаю, как моя мать с трудом взбирается по ступенькам на сцену, волоча идиотскую бронзовую статую Этны. Вообще-то она терпеть не может подобные мероприятия, но ради Этны готова на все. Как ни странно, эта толстозадая лесби имеет над мамой определенную власть… О да. Просто невероятно. Мама пойдет ради нее хоть на преступление.
— Конечно, я ничего не скажу ей, — огрызаюсь я. — Хочешь, чтобы у нее опять поехала крыша и она попыталась перерезать себе вены люфой?
— Тогда что ты намерена делать?
А мне почем знать? Я совсем сбита с толку! Ну, то есть я должна бы быть в бешенстве на отца — и, в общем, так оно и есть, — но в то же время я не могу во всем его винить. Ведь мама такая скучная. Она никогда ничего не хочет, просто забивается куда-нибудь и сидит — плачет или жалеет себя. Ну да, еще иногда с маниакальной страстью бросается в пучину живописи или развивает другую бурную деятельность, будто жить ей осталось от силы две недели, а в итоге ничего не делает со своими работами. Никто их не видит. Этна говорит, если бы мама захотела, она бы, как его… котировалась в мире изобразительного искусства, а она только и делает, что опять впадает в депрессию, становится беспомощной и жалкой. Я знаю, что она больна, но разве нельзя хоть чуточку постараться?
Если отец уйдет, она одна не справится. А следует отсюда вот что: как раз мне-то и придется остаться рядом и не спускать с нее глаз.
На сцене миссис Бьюкенен указывает на статую.
— Работа Этны Бромтон, — с деланным энтузиазмом провозглашает она. — Несомненно, найдутся желающие ее приобрести! Так, там, в самом конце? Давайте же, леди и джентльмены, вы жертвуете на благие цели. Итак, кто первый? Начальная цена — тысяча фунтов!