— А что думает обо всем этом сам Денис?
— Пока я еще не получил от него ответа, но, думаю, он будет весьма благожелательным. Она — хорошенькая малышка, а ее родители очень уважаемые в академических кругах люди. Для молодых ученых такие вещи, знаете ли, имеют значение. Возможно даже, что он будет работать совместно с ее родителями, может быть, выпустит в соавторстве с ними пару статей. Это было бы очень полезно для его научной карьеры.
— А Моника что получит от этого празднества любви? — спросил Стив, стараясь не выказывать голосом своего раздражения.
— Празднества любви? Дорогой мой, сразу видно, что вы дитя западной культуры. Любовь к этому не имеет ни малейшего отношения. Моника от этого союза получит именно то, что всегда получают женщины от брака, — пищу, кров, заботу в течение всей жизни. В ее случае это куда важнее любви. Она попросту не готова совладать с современным западным миром. Вот почему родители и прислали ее ко мне, когда ей подошло время выходить замуж.
— Она приехала сюда искать себе мужа? — осипшим голосом спросил Стив.
— Конечно. Не за пастуха же кочевника ей там было выходить, как по-вашему?
Наступило молчание, которое было нарушено жизнерадостным описанием ученым жизни жены бедуина. Стив едва его слушал. Он все еще переживал тот миг, когда подтвердились его самые худшие опасения: Моника оказалась обычной женщиной, страждущей пожизненно оплаченного талона на питание. Невинность тут ни при чем! Игра старая как мир — мужская похоть и женский расчет. А он-то, дурак, чуть не угодил в благоухающую ловушку на тигра.
Чем закончился разговор с профессором, Стив позже вспомнить не мог. Полный мрачной ярости, он принял душ и переоделся, не понимая, на что, собственно, злится больше: на восхитительно невинное коварство Моники или на себя самого, чуть не свалившегося ей прямо в руки, словно спелое яблоко.
Но как бы он ни проклинал себя и ее, воспоминание о трепещущих губах Моники не оставляло его. Ночью он с криком проснулся — тело взмокло, отяжелело, напряглось от сильнейшего, почти невыносимого желания.
Не лучше было и утром. Чертыхаясь, Стив прошел в ванную. Однако спустя пятнадцать минут решил, что холодный душ как средство подавления плотских желаний сильно переоценивают. Влез в сапоги, съел холодный завтрак, так как знал, что запах поджаренного хлеба всколыхнет воспоминания о другом хлебе там, у костра, и, разумеется, о Монике.
Стив захлопнул за собой дверь кухни и зашагал к конюшне, желая одного — как можно быстрее забыть вчерашнее наваждение. На востоке в рассветном небе начинали прорисовываться скалистые вершины. К конюшне потихоньку потянулись работники ранчо. В загоне скучились и звонко ржали лошади, ожидая, когда к ним придут люди с их мерзкими лассо и нежными словами.