Рыцарь Лета (Нечаев) - страница 53

— Что же делать?! — вслух спросил Сашка, но никто ему не ответил. Тогда он еще раз приставил камень к сколу, подул на него, и взмолился: — Пожалуйста, ну пожалуйста! Я так долго шел сюда! Ты должен пристать! Должен работать! — Сашка шептал слова, повторяя их как молитву, как заклинание. В его словах появилась какая-то сила, он почувствовал покалывание в кончиках пальцев, держащих отколотый кусок. И тут словно бы электрический разряд пронзил его тело. Сашка отдернул руку от цветка. Камень точно прирос к сколу, да, собственно, никакого скола больше не было, лист снова стал целым. Послышалось гудение, и металлическое основание, на котором стоял цветок, дрогнуло. Раньше оно казалось черным, но теперь на нем проступили золотые символы, сменяющие друг друга, как цифры на экране. Сашка поднял глаза на цветок, и попятился. Цветок светился. Золотистое сияние словно бы проступало изнутри. С каждым мгновением оно становилось все ярче, и уплотнялось. Столбы солнечного света, падающие сверху, тоже изменились. По ним, точно по трубам, вверх уходила энергия, до того мощная, что у стоящего на краю камня Сашки волосы встали дыбом. Испуганный, Сашка машинально сделал еще шаг назад, и соскользнул. Упасть ему не дали, от цветка протянулась светящаяся рука, и придержала Сашку. Он забился, стараясь освободиться, но мягкий обволакивающий свет оказался сильнее. Сашка повис в воздухе, потом его притянуло к цветку, он выставил перед собой руки, чтобы не удариться, но они прошли сквозь цветок. Сияние заполнило весь мир, все стало ярко-золотым, и его втянуло в цветок, не оставив и следа. Сашки не стало, остался лишь свет. Но что-то, какая-то крупица его осталась, к ней прилепилось еще несколько крупинок. «Где я?» — нечто, бывшее когда-то Сашкой, смогло исторгнуть из себя какую-то мысль. Следом пришла новая мысль: «Кто я?». Мучительно долго он искал ответ на этот вопрос, и наконец нашел: «Сашка». Сразу пришло облегчение, имя притянуло к себе блуждающие крупинки личности, и Сашка снова стал Сашкой. Он попытался пошевелить руками, и понял, что у него нет тела, только мысли. Он висел в космосе, среди звезд. Среди них не было ничего похожего на те созвездия, что он видел в планетарии, когда ходил с классом на экскурсию. Звезды были чужие. Сашку не покидало ощущение направленного на него взгляда. Кто-то, или что-то разглядывало его, и, казалось, думало, что с ним делать.

Впрочем, времени там, где был Сашка, тоже не было, поэтому он спокойно висел себе, разглядывая звезды. Наконец, то неведомое, что разглядывало его, приняло решение, и мир вокруг Сашки изменился. Вначале он ничего не понимал, его несло сквозь вереницы образов и переживаний, но затем движение замедлилось, и он стал понимать, что происходит. Он заново проживал свою жизнь. Каждый миг его жизни с самого рождения, все его действия, все поступки, проносились перед его глазами. Проносились, и взвешивались. То неведомое, чье присутствие ощущал Сашка, словно бы проверяло его, просматривало его жизнь, как фильм, кадр за кадром, сверяя увиденное с неведомым ему эталоном. Вспоминалось то, о чем он напрочь позабыл. В первом классе, на продленке, у девочки Даши, что сидела перед ним, высыпалась из портфеля мелочь. Учительницы не было, класс стоял на ушах, и никто этого не заметил, кроме Сашки. Он не сказал Даше ничего, а, напротив, улучил момент, и как бы случайно уронил пенал. Ползая под столом, он собрал выпавшие деньги, и спрятал. Оставшееся до прихода мамы время, он сидел как на иголках, деньги жгли ему карман. За Дашей пришли чуть раньше, чем за Сашкой. Проходя по коридору вслед за мамой, он увидел, как Дашина мама отвешивает той подзатыльник. Нимало не стесняясь других мам и учеников, она обозвала дочку нехорошим словом. С ужасом Сашка понял, что Дашу наказывают из-за пропажи денег. Опустив голову, Сашка прошел мимо, стараясь не смотреть на Дашу. На мгновение ему захотелось подойти и отдать деньги, но он побоялся признаться. Ему было очень стыдно. Он еще долго потом вспоминал зареванную Дашу. Деньги ему впрок не пошли, он растратил их на какие-то сладости, но от сознания, что он, Сашка — воришка, сладость куда-то испарилась. Когда последняя копейка была потрачена, он вздохнул с облегчением, и вскоре позабыл про этот случай. А вот теперь вспомнил, и снова пережил ощущение жгучего стыда. Казалось, что то невидимое, что оценивало Сашку, поставило ему за этот поступок жирный минус.