Кто-то мягко взял меня за руку.
Рядом стояла Марта.
— Тихо, Глебушка. Тихо. Идем. Идем отсюда.
Она потянула меня, и я пошел. Спотыкаясь и запинаясь на каждом шагу. Не соображая, куда и зачем иду.
— Идем. У тебя там женщина. Она тебя ждет. Она тебя обязательно ждет, Глебушка. Не может не ждать. Если бы я была на ее месте, я бы ждала. Идем, мой хороший.
Она говорила и говорила. И, кажется, плакала.
Мы шли. Сколько? Не знаю. Наверное, недолго. Впереди знакомо золотился воздух. За этой светлой пеленой высилась готическая громадина МИДа.
— Идем, Глебушка. Идем.
Свет приближался, становился ярче.
— Идем. Тебе надо, надо идти. Тебя ждут.
Стена наливалась силой, светила нестерпимо. Я остановился. Марта стояла рядом и плакала. Улыбалась сквозь слезы, но губы кривились, дрожали.
— Знаешь, что я думаю, Макиавелли? Ни хрена мы не сдохли, — всхлипнула она. — А может, и надо было бы. Как думаешь, что тот мужик увидел?
— Какой мужик? — не понял я.
— Идем. Тебя ждут.
И она шагнула в свет.
Да, меня ждут. Меня ждет Эля. Там, за стеной. Осталось совсем немного.
Я закрыл глаза и пошел вперед. Свет стал нестерпимым, он слепил даже сквозь сомкнутые веки, пронзал насквозь…
А потом вдруг пощадил. Сделался глуше, отступил.
Я огляделся.
Марты рядом не было.
Золотистая стена света разбивала площадь надвое. Высотка МИДа молчаливой пирамидой возносилась в грозовое небо. Казалось, шпиль вот-вот вспорет слишком низкую тучу, и оттуда ливанет. Но дождя все не было. В воздухе висел приторный запах умирающего лета. Легкий вихрь кружил над ярко-белой «зеброй» газету. Свежую, будто отпечатанную только вчера.
Марты не было.
Она вошла с той стороны, вместе со мной. А с этой не вышла.
У каждого своя стена.
Что ты увидела, непокорная, хрупкая девчонка, так не вовремя научившаяся жалеть и верить? Эти же новенькие машины и нетронутые здания? Этих же темных призраков, стоящих в очереди в кассу за стеклом гастронома, которых вижу сейчас я?
Вряд ли.
Ты шла к другим призракам. К своим. Шла по натянутой до бритвенной остроты струне, ведущей тебя из детства. Вон из скомканного, так толком и не прожитого детства.
Марты больше не было. Точнее, она была, конечно, но уже не рядом, а где-то далеко, за своей персональной стенкой.
Ждать не имело смысла.
Я обогнул блестящую легковушку, припаркованную на пятачке возле выезда на Садовое, и неторопливо пошел по Арбату. Не хотелось оборачиваться, не хотелось смотреть по сторонам, не хотелось думать. Ни о чем. Хотелось идти вперед и просто знать, что каждый шаг немного приближает меня к родному человеку. К Эле.