— Я не собираюсь жениться.
— Как долго ты пробудешь в Карнеях?
— Пока не завершу все дела. А ты?
Лиз пожала плечами:
— Я, кажется, теперь южанка. Моя мать и Паркер сейчас в Лондоне по делам. Я звонила ей из Прествика, когда вернулась, сообщила ей о Чарльзе. Она пробовала уговорить меня приехать к ним, но я объяснила, что хочу быть на похоронах.
— Ты все еще не сказала мне, долго ли пробудешь в Рози-Хилл.
— У меня нет планов, Оливер.
— Тогда останься еще ненадолго.
— Ты просишь?
— Да.
После этих слов между ними пропала последняя натянутость. Они сидели болтая, позабыв о времени. Вдруг часы в холле пробили двенадцать, и Лиз опомнилась. Взглянув на них, она воскликнула:
— Боже, неужели так поздно?! Я должна идти.
— Зачем?
— Завтрак. Помнишь эту странную старомодную привычку или ты прекратил завтракать?
— Нисколько.
— Пойдем со мной, позавтракаешь с нами.
— Я отвезу тебя домой, но на завтрак не останусь.
— Почему?
— Я потратил впустую половину утра, сплетничая с тобой, и у меня осталась целая куча дел.
— Тогда приходи ужинать. Сегодня вечером?
Он подумал и отклонил приглашение, поинтересовавшись:
— А завтра можно?
Она пожала плечами — жест, воплощающий женскую терпимость:
— Когда тебе будет угодно.
— Завтра, наверное. Приблизительно в восемь, ладно?
— Пораньше, если ты хочешь чего-нибудь выпить.
— Ладно. Немного пораньше. Теперь надевай шляпу и пальто, я отвезу тебя домой.
У него был маленький скоростной темно-зеленый автомобиль с низкой посадкой. Она сидела около него, сунув руки в карманы, глядя вперед на суровый шотландский пейзаж, и остро ощущала, что очень близко знает мужчину, сидящего рядом, настолько близко, что это почти раздражает.
Он изменился и все же остался прежним. Он стал старше. На лице появились морщины, которых не было прежде, и выражение в глубине глаз было каким-то незнакомым. Но это был все тот же Оливер — пренебрежительный, уверенный в себе, неуязвимый.
Для Лиз всегда существовал только Оливер. Чарльз был просто оправданием частых посещений Карнеев. Лиз бесстыдно использовала его еще и потому, что он поощрял ее постоянные визиты и всегда был рад ее видеть. Но она приходила именно из-за Оливера.
Чарльз был весь какой-то домашний, с лохматыми светлыми волосами и веснушками на лице. А Оливер был само светское очарование. У Чарльза всегда было время и терпение для застенчивого подростка. Время, чтобы научить ее, как лучше играть в теннис, время, чтобы научить ее танцевать взрослые танцы вроде твиста. Но она всегда смотрела только на Оливера и мечтала о танце с ним.
Но конечно, он не танцевал с ней. Всегда был кто-то еще, какая-нибудь незнакомая девушка или гостья с юга. «Я встретил ее в университете, на вечеринке...» или где-нибудь еще. За эти годы их было много. Девушки Оливера были притчей во языцех, но Лиз не считала это забавным. Лиз наблюдала за ними издалека и ненавидела их всех. Она мысленно делала их изображения из воска, протыкала их булавками и ломала. Подростковая ревность изводила ее.