«И с ними будет все в порядке, так, что ли?» — спросил я.
«Все в порядке будет со мной, — сказал он. — А на них je m'en fous![50]»
«Если вы не против, — я был слаб, но настойчив, — я бы подождал, пока мы окажемся в наших краях».
«Но ведь именно здесь самые хорошие круассаны», — он произнес это с интонацией избалованного ребенка, которому отказывают в любимом лакомстве.
«Да пропади они пропадом, эти круассаны. — Я не мог сдержаться. — Мне плохо, мне надо скорее в постель».
Он неохотно согласился. Но попробовал ударить на жалость. «Ведь у них такой изысканный вкус, у круассанов. А я просто умираю с голоду».
Мы затормозили возле бистро на улице де ля Томб — Иссуар. Сидеть я не мог, так что мы завтракали, стоя у бара. Я проглотил половинку круассана и почувствовал, что вот-вот рухну. На нас поглядывали заскочившие в бистро рабочие, думая, что мы, наверное, после лихой пьянки. Один дюжий верзила приготовился уж дружески хлопнуть меня по спине, но передумал, слава Богу, а то я непременно бы хлопнулся в обморок. Арно поглощал круассан за круассаном. Они здесь, оказывается, вовсе не плохи, известил он меня. Я подумал, что тут-то мы и отправимся домой, но он попросил еще чашку кофе. И пока он неспешно прихлебывал кофе — слишком горячий, чтобы проглотить его одним махом, — я стоял рядом и медленно агонизировал.
Наконец мы добрались до дому. Я сбросил окровавленные простыни на пол и примостился на голом матраце. Ушибы мои жутко болели, и я с удовольствием позволил себе негромко стонать и кряхтеть. Стонал, пока не провалился в глубокий сон. В кому.
Очнулся и увидел у моей постели Морикана. Оказывается, Арно позвонил ему. Морикан удивился, когда выяснил, что я могу говорить.
«Это произошло между половиной второго и двумя, так ведь?» — спросил он.
Да, примерно в это время. Но почему — вот что мне хотелось узнать. Как он это вычислил?
С серьезным лицом и с некоей торжественностью он извлек из внутреннего кармана лист бумаги.
«Это, — произнес он, помахивая листом перед моим носом, — астрологическая картина происшествия. Ты показался мне в такой эйфории, когда уходил от меня. Ну вот, здесь…» — И он склонился над листом, объясняя мне значение черных и красных линий, имевших для него глубокий смысл.
«Тебе очень повезло, что ты остался в живых, — начал он. — Когда я пришел сюда и увидел повсюду кровь, я испугался, что ты уже мертв. Все складывалось против тебя в эту ночь. Если б ты сразу лег спать, с тобой могло и не случиться ничего. А так… Другой на твоем месте непременно бы загнулся. Но я уже говорил тебе, ты счастливчик. У тебя два рулевых весла: когда обессиливает одно, другое вступает в игру. Тебя спас Юпитер. Эго единственная планета в твоем гороскопе, которая никогда не принесет тебе вреда». Он изложил мне ситуацию во всех деталях. Я был словно огорожен стеной. Если бы все двери захлопнулись, я бы окочурился. Он показал мне картину смерти Бальзака, потрясающую диаграмму фатума, изящную и неопровержимую, как шахматная задача.